Прощай, Россия!

Теперь, возвращаясь к СССР и его концу, давайте посмотрим, каковы же отдаленные результаты выбора, сделанного под Брестом 8 декабря 1991 года, проанализируем политическую картину геополитического пространства бывшего Советского Союза, на котором уже разыгрались или еще тлеют, как огонь под пеплом, гражданские войны. Давайте подсчитаем количество появившихся там авторитарных и полуавторитарных режимов, подумаем об откровенном культе личности Ниязова в Туркмении, об авторитарных конституциях России, Казахстана, Беларуси, Азербайджана, Таджикистана. Представим себе разразившуюся повсеместно экономическую катастрофу, общественные беспорядки, рост преступности. Перечислим столкновения, конфликты на почве территориальных и имущественных притязаний. Прибавим ко всему этому политическую неподготовленность республиканских верхов, отсутствие юридической и административной культуры и опыта у пребывающих в зачаточном состоянии политических сил. Подсчитаем количество погибших в шести войнах (Нагорный Карабах, Молдова – Приднестровье, Южная Осетия, Абхазия, Чечня, Таджикистан), в межэтнических конфликтах (Северная Осетия, Ингушетия, Кабардино-Балкария, Дагестан и т. д.) и в нескольких государственных переворотах. Получается – по меньшей мере миллион человек. А теперь давайте зададимся вопросом: действительно ли это была единственная модель, имевшаяся в распоряжении радикал-реформаторов? В частности русских.

Чтобы ответить на этот вопрос, можно сослаться на горестные раздумья «демократа» Отто Лациса. Его, такого авторитетного комментатора «Известий», одного из самых ярых критиков Горбачева и самых пламенных и безупречных сторонников Бориса Ельцина, конечно же нельзя заподозрить в антиельцинизме. «Немало сомнений вызвала уже идея российского суверенитета. В той империи, какой был Союз, борьбу за освобождение провозгласили представители монополий. Еще можно было как-то понять тактические соображения демократов, использовавших позиции, захваченные в российском парламенте, для противодействия антидемократическим поползновениям союзного центра. Можно как-то понять, хотя нельзя не прислушаться к мнению историков и политологов, полагающих, что отказ от последних шансов сохранить Союз в обмен на ускорение победы демократов был слишком дорогой ценой»29

. Мудрые слова, написанные с трехлетним опозданием в марте 1993 года незадолго до того, как Борис Ельцин направил своих наемников против российского Верховного Совета. Того самого Верховного Совета – какая злая ирония истории! – который за каких-нибудь три года до этого поддержал провозглашение суверенитета России, а потом сам был ликвидирован с помощью пушек, и который на протяжении предшествовавших месяцев все радикал-демократические средства массовой информации при немалом личном вкладе самого Отто Лациса клеймили как «пристанище коммунистов».

Остается только спросить у Отто Лациса, хватило ли бы у него, члена Президентского Совета – консультативного органа Бориса Ельцина, храбрости сказать такое на одном из тех немногочисленных заседаний Совета, в которых ему довелось принять участие. А три года спустя и Лацис, которому в 1991 году не хватило смелости высказать хотя бы одно из своих сомнений относительно того, что творят с его собственной страной, признает, что еще была «последняя возможность спасти Союз» и что ею пожертвовали «ради скорейшей победы демократов».

Бывший мэр Москвы, Гавриил Попов (один из лидеров «межрегиональной оппозиции» на Съезде Народных Депутатов СССР) за год до Лациса дал событиям почти ту же оценку, сказав, что Беловежская Пуща явилась «выбором», продиктованным необходимостью нанести удар по «бюрократическому центру» в лице Горбачева30

. Следовательно, дело не в том, что «никто не предложил других моделей» вывода Союза из кризиса, – как сказал в 1996 году Ельцин. Они были, и их предлагал Горбачев во время долгих и изнурительных переговоров в Ново-Огареве, были до и после августовского путча 1991 года. Но их пустили ко дну Ельцин и его приближенные с помощью других республиканских лидеров. Кто в этом сомневается, пусть почитает записки Геннадия Бурбулиса, да и мемуары самого Бориса Ельцина, опубликованные в 1994 году. «Для руководящего эшелона российских лидеров, – писал Бурбулис, – поднятых августовской революцией к власти, искусственность и временность союза с Горбачевым была очевидна с самого начала. Рано или поздно к этой мысли должен был прийти и сам Ельцин: не только не уступать власть союзному президенту, но и не делить ее с ним. После того, как он (Ельцин. – Прим. ред.) естественным образом убедился в этом, остальное уже было делом более или менее умелой тактики»31. Пусть читатель обратит внимание не только на содержание, но и на лексику Бурбулиса. «Руководящий эшелон российских лидеров» – это ближайшие советники Ельцина: в тот период – сам Бурбулис, а также Сергей Шахрай и Михаил Полторанин, «…поднятые августовской революцией».