Прощай, Золотой лев!

– Марк! Я хочу поговорить с тобой. Наедине.

– Конечно, чувак. Давайте-ка отсюда, ребята,  – и они послушались, просто потому что Марк – это Марк.

– Слушай, мне дико больно говорить, так что я не буду повторять, и спорить я тоже не хочу.

– О’кей,  – голос Марка звучал удивленно. Мне хотелось увидеть его лицо. Я понимал: ему не понравится то, что я сейчас скажу. Я чувствовал, что Марк сидит на краю кровати. Я потянулся туда, где должна была быть его рука, и нащупал ее.

– Я не хочу, чтобы вы дрались с Шепардами.

– Чего?

– Я больше не хочу в этом участвовать, во всей этой вендетте. Это глупо, и меня тошнит от этого, и всё идет по кругу. Так что если ты собираешься им отомстить за меня – забудь.

Я старался сделать так, чтобы мой голос не дрожал, но теперь у меня не только кололо в боку, но и пылало от боли всё лицо.

– Ясно, Брайон,  – сказал Марк после паузы.  – Не беспокойся.

Он ушел звонить маме, и я слышал, как он орал на ребят, чтобы сделали музыку потише. Всю ночь он сидел на кровати, оберегая меня.

9

На следующий день Марк отвез меня в больницу, мне наложили пятнадцать швов на лицо и подправили ребра. Нам посчастливилось попасть к тому же доктору, который штопал Марка несколько месяцев назад, когда его отходили бутылкой. Доктор отлично помнил Марка; его все всегда запоминали. Доктор посмотрел на нас с отвращением и спросил: «Вы хоть чем-то кроме драк занимаетесь?»

Марк что-то пробормотал, а я даже не разозлился. Мне было тошно и стыдно, хоть сам я ни в чем не провинился. Я не мог думать ни о чем кроме истории Майка – как его избили, когда он довез черную девчонку домой. Как он сказал, что не испытывает ненависти к тем, кто так его отделал. Я тоже не испытывал ненависти к Шепардам. По пути домой я попытался объяснить это Марку. Я так увлекся, стараясь всё ему растолковать, что просто опешил, когда Марк выпалил:

– Чего ты от меня хочешь?

– Чего? – переспросил я.

Марк весь побелел, голос у него дрожал, как будто он вот-вот расплачется. Я глазам своим не верил: я никогда не видел, чтобы Марк плакал, кроме как от боли.

– Каково мне сейчас, по-твоему? Ты мне запрещаешь мстить Шепардам, устраиваешь этот спектакль, как будто тебе совсем не обидно, что они так тебя отделали. Думаешь, я не понял, что тебя избили за то, что сделал я? Ты тут сидишь и чуть ли не говоришь, что сам это заслужил, но это же я отрезал Анджеле волосы, это я всё спланировал, а избили за это тебя! Как этот придурок Майк, он тоже говорил, что заслужил, как будто это он виноват в том, что сделал кто-то другой! Чувак, это бред! Как думаешь, каково мне было, когда я тебя нашел во дворе у Терри? Я сразу понял, что это Шепарды. Если б они тебя убили, это была бы моя вина! Меня это грызет, Брайон, а ты мне даже не даешь отомстить за тебя.

Он плакал. У меня всё внутри перевернулось.

– Марк, это не твоя вина. Я просто не могу больше драться. Меня достал этот круговорот – вначале избиваешь ты, а потом избивают тебя. Это глупо,  – я легонько хлопнул его по плечу.  – Я ж не умер, чувак! Не о чем переживать.

Марк глубоко вздохнул. Голос у него был нормальный, но он так вцепился в руль, что костяшки побелели.

– Не понимаю, что со мной такое. Я же никогда не спрашиваю себя «а что если?» Никогда не спрашивал, пока мы с Терри не пришли к нему домой и не увидели тебя. И тогда я впервые подумал «а что если?», и посмотри на меня теперь.  – Он пожал плечами.  – Не хочешь разбираться с Шепардами – дело твое.

Нам было не пробиться друг к другу. Он не понимал, почему мне разонравились драки, а я не понимал, как ему удается принимать всё без вопросов и сомнений, не стремиться ничего изменить.

Мама чуть в обморок не упала, когда меня увидела. К тому моменту она уже поправилась и вышла на работу, а от моего вида чуть снова не слегла. Никогда еще меня так не избивали. С синяком она могла смириться, со швами у меня на губе тоже, даже со сломанными ребрами, но не со всем сразу. Мне было настолько мерзко, что я даже не возражал против суеты, которую она развела вокруг меня. Я сделал вид, что только из-за нее, так и быть, лягу в постель, но мне и самому этого хотелось.

– Хочешь, я позвоню Кэти? – спросил Марк.

– Ага, ты не против?

Он мог сбегать к телефону-автомату, а я нет.

– Вообще-то против. Отомстить Шепардам и то было бы проще. Но ради тебя, чувак, так и быть, позвоню ей,  – он одарил меня своей фирменной улыбкой.  – Знаю, она обрадуется моему звонку.

Я попытался улыбнуться в ответ, но это оказалось непросто. Тяжело, когда два твоих самых близких человека терпеть друг друга не могут.

Видимо, я вырубился, как только Марк ушел. Мне было довольно-таки хреново: действие болеутоляющих прошло, и у меня поднялась температура. Не знаю, как долго я спал, но когда проснулся, возле моей кровати сидела Кэти.

– Привет, Брайон,  – сказала она.

Лицо у нее было такое серьезное, что я не сразу сообразил, Кэти это или Эмэндэмс. Голова шла кругом, я был будто пьяный и плохо соображал. Я не мог ничего сказать, просто лежал и пялился на нее как дурак.

– Как ты себя чувствуешь? – спросила она.