Прощание с кошмаром

Девочка провела их через холл мимо ведущей на второй этаж лестницы к массивной двустворчатой двери из фальшивого дуба. Они очутились в демонстрационном зале. Первое Катино впечатление было: море солнечного света, льющегося через зарешеченные окна, и море красок. Стены зала были увешаны картинами. В углу работал огромный «кинотеатр на дому» — телевизор «Грюндиг». По видео шли «Сирены» с Хью Грантом в главной роли.

Катя сразу почувствовала себя как на выставке в музее. Было только странно сознавать, что все это принадлежит одному человеку. И более того — продаются. При наличии денег (очень больших) любое из этих полотен можно купить…

Катя медленно пошла вдоль стен, читая таблички: «Натюрморт с желтым графином» Альтмана, «Крымский пейзаж» Кончаловского, «Романс» Борисова-Мусатова, «Весна» Юона, «Дама в красном» Бориса Григорьева…

Посреди зала на подставке под стеклом стоял фарфор — чайные и обеденные сервизы с революционной символикой, раритеты 20-х годов. Катя читала надписи на тарелках, блюдцах, чайниках и чашках: «Да здравствует V съезд Советов!», «Слава пролетариату!», «Наш ответ — гидре контрреволюции!».

— Классно, — Кравченко тем временем расточал улыбки «взрослой хозяйке дома». — А есть у вас это.., ну как это называется.., полный перечень…

— Каталог? Сейчас принесу. — Девочка положила на «кинотеатр на дому» какую-то книгу (она все время держала ее под мышкой, и теперь книга, свесившись с края, с шелестом раскрылась) и направилась к боковой двери. За ней можно было разглядеть некое Подобие рабочего кабинета.

— Растрепа какой-то тут обитает, Катька, — шепнул Кравченко. — Тут упаковано все под завязку: каркай" — тьма-тьмущая, а охраны нет, вообще никого. Дождется — налетят какие-нибудь.

Катя взяла в руки книгу, взглянула на название: «Дневник Марии Башкирцевой». Листы были заляпаны жирными пятнами. Их перелистывали пальцы, то и дело снующие в пакетик с чипсами. На одной странице черным фломастером была подчеркнута фраза: «Любовь уменьшается, когда не может больше возрастать. И.., ни одной души, с которой можно было бы обменяться словом…»

Катя быстро вернула книгу на место. Ей не хотелось, чтобы эта девочка уличила ее в подглядывании. Мария Башкирцева писала свой дневник с пятнадцати лет. А век спустя ее ровесница ищет в нем что-то, созвучное своему настроению. Катя вздохнула: странно, эти дети кока-колы еще не разучились читать… Кто эта девочка? И кем доводится этому Белогурову, лица которого, как она ни старается, так и не может припомнить?

— Вот каталог. Пожалуйста. — Девочка вернулась и протянула каталог Кравченко (он явно произвел на нее впечатление. Что-что, а это «драгоценный В. А.» умел!).

— Данке шен. А вы… Вас как зовут? — спросил он.

— Александрина. Лекс.

— Чудненько, Александрина. А вы что, одна в доме?

— Я не одна. — Девочка забрала свою книгу с телевизора. — Если вас заинтересуют цены на какую-то вещь, вам придется дождаться нашего менеджера.

— Мы подождем, — Катя взяла каталог,. — непременно. Вадя, взгляни, я хотела тебе показать…

И тут в зад неслышно вошел парень лет двадцати (во всяком случае, выглядел он довольно молодо) — среднего роста, плотный, даже несколько полноватый, с мощной сильной шеей (такую отчего-то некрасиво именуют «бычьей»), широкими плечами. Кате этот сытый, кудрявый (у него была аккуратнейшая модная стрижка, однако кудри с трудом покорились замыслу парикмахера), одетый в заношенные джинсы и футболку юнец, несмотря на правильные и даже красивые черты лица, отчего-то сразу не приглянулся. В нем было нечто странное. Она затруднялась описать это впечатление. Вроде все нормально, но… На дне его серых глаз, опушенных густейшими ресницами, была разлита какая-то тяжелая истома: когда он смотрел на вас в упор, создавалось впечатление, будто что-то невидимое ползет по вашему лицу. И от этого было очень трудно до конца выдержать этот настойчивый и вместе с тем отрешенный, откровенно-чувственный и диковато-робкий взгляд. (Хотя надо честно признаться, что в ту их самую первую встречу с ЧУЧЕЛЬНИКОМ ни Кате, ни Кравченко даже в голову не пришло, что с мозгами у этого парня что-то не в порядке.)

— Здравствуйте. — Парень держал в одной руке синее пластиковое ведро с водой, а в другой — швабру, из тех, что без устали рекламируют в «телешопе».

Когда девочка увидела его, то… Катя (а она всегда остро чувствовала чужое настроение) поняла: эти двое.., что-то между ними происходит. Хотя девочка всем своим видом пытается доказать сейчас обратное — что ничего, мол, такого. Словом — третий (они с Кравченко в одном лице) тут явно лишний. «Любовь уменьшается, если не может возрастать…» Ромео со шваброй и Джульетта с чипсами, дети кока-колы… Катя украдкой вздохнула: ах, Боже мой, где мои пятнадцать лет?

— Женька, ты разве все уже закончил? — строго произнесла «взрослая хозяйка дома», а щеки ее снова порозовели.

— Все. Чисто, чисто, чисто… «Миф-универсал» сохраняет капитал, — передразнил парень рекламу.

— Ну тогда.., иди. Иди, чего встал? — Я тебе мешаю?

— Это покупатели.