Прощание с Литинститутом

А зависит ли что-нибудь от того же самого Меира? Может ли он быть другим? И кто виноват в том, что мы позволяем так поступать с собой? Или такая система человеческих взаимоотношений более жизнестойка в мире? А может, добро и зло из идеальных понятий с чёткими библейскими определениями того и другого незаметно приобрели новые формы, определяемые уже не вечными истинами, а вполне конкретными утилитарными потребностями человека? Уже не раз я имел неосторожность убедиться в том, насколько переменчиво и неоднозначно наше отношение к тем или иным вещам! Жестокий шлепок по заднице – жуткое оскорбление, смертельная обида, абсолютное зло! – иногда способен отрезвить нас, заставит задуматься о первопричине шлепка и в следующий раз поступать более разумно и осмотрительно. И нет уже после этого ни в чём ни ясности, ни однозначности…

Впрочем, опять лезу в непроходимые дебри. Добро и зло – это вовсе не то же самое, что доброта и злость. Не нужно усложнять очевидные вещи. Люди пытались измениться и приспособиться к внешним условиям, но не могли и гибли из-за собственных искусственных ограничений; амёбы же и бактерии жили и не тужили, ни о чём не задумываясь, и – существуют помаленьку веками. И всегда будут существовать…

Наверное, я немного прикорнул, потому что невольно вздрагиваю, когда у меня над головой раздаётся вкрадчивый голос Муссы:

– Я уже пять минут смотрю на тебя. Ты меня не заметил? О чём, брат, задумался?

– Ой, Мусса, привет! – Пытаюсь приподняться, но он меня жестом останавливает. – Я и в самом деле, наверное, задремал и не слышал, как ты пришёл.

– Ничего страшного. Тебе сейчас надо много спать, чтобы поскорее выздороветь.

– Всё у меня почти в порядке, – машу рукой, – вот только с ногой не повезло и дышать трудновато…

– Всё будет хорошо! – Мусса легонько покачивается на стуле, неизвестно откуда взявшемся в палате. – Расскажи, брат, как всё произошло. Как ты попал в аварию?

– Ты сюда раньше дорожной полиции явился, – улыбаюсь, – следствие ведёшь. Только зачем тебе это?

Мусса ухмыляется в ответ, и его смуглое широкое лицо даже светлеет. Но отвечает не сразу:

– Напрасно смеёшься. Если ты надеешься, что дорожная полиция тебе поможет, то ошибаешься. Максимум, что они сделают, это подготовят документы для получения страховки. А потом закроют дело.

– Почему ты так думаешь?

– Так делается всегда. И никого они не разыскивать не станут. Бумажки – да, это они сделают.

– Ну, хотя бы это…

– Думаешь, за твою старую машину тебе что-то заплатят? Копейки! Ты даже не сможешь купить такую же, как разбил!

Самоуверенность Муссы начинает меня раздражать.

– Такую, естественно, не куплю, – запальчиво сообщаю я, – но ведь что-то всё-таки заплатят? Заплатят! Добавлю и куплю машину поновее. В крайнем случае, возьму ссуду в банке… Но тебе-то какое дело до всего этого?!

Мусса снова улыбается и не отводит от моего лица взгляда. Его чёрные с коричневатыми белками глаза глядят в упор, и уже непонятно, сочувствует он мне или, наоборот, за что-то осуждает.

– Сейчас полиция пытается найти машину, из-за которой ты пострадал. Тебе это сказали?

– Сказали.

– И ты всерьёз думаешь, они кого-то найдут?

– Мне-то какая разница? Я ничьей крови не жажду. Мне б своё вернуть. Есть порядок, пускай его выполняют.

– Это точно! Если найдут хозяина той машины, можешь подать на него в суд, и тогда сумеешь получить от него деньги не только за машину, но и за ущерб здоровью. А это деньги немалые.

– Догадываюсь. Значит, пускай ищут.

Мусса торжественно выпрямляется на своём стуле и поднимает указательный палец кверху:

– Так вот знай: они его не найдут!

– Почему ты так решил?

– Знаю! – Мусса снова ласково улыбается и почти нараспев произносит: – У нас своих не выдают. А как его полиция иначе сможет найти?

– Даже так! – Теперь я разглядываю Муссу почти враждебно. – И что же ты предлагаешь? Ведь ты пришёл сюда вовсе не за тем, чтобы меня этим порадовать?

– Конечно, нет! – Мусса оглядывается по сторонам и почти вплотную наклоняется ко мне. – Давай выйдем в коридор. Там покурим и заодно поговорим…

В отличие от Ицика, он тотчас раздобыл уже нормальные костыли, на которых я довольно резво ковыляю до выхода из отделения, а там мы устраиваемся на подоконниках широких окон напротив лифтов, и Мусса принимается неспешно излагать свой план:

– Мне не трудно было выяснить, кто этот шофёр, я даже знаю его семью и из какой он деревни. И могу назвать его имя в полиции. Как я это узнал? Я многое могу сделать, если понадобится… Главное в другом: если я его попрошу, он сам придёт и всё расскажет в полиции. Напишет чистосердечное признание.

– Ну, и сделай так! – почти радуюсь. – Буду тебе по гроб жизни благодарен.

– Благодарен? – хитро щурится Мусса. – Вот это другой разговор! На какой сумме сговоримся?

Я даже вздрагиваю от его слов:

– Не понял… Я тебе что-то должен заплатить?

– А кто же выдаёт своих людей бесплатно? – Мусса жмурится, как сытый кот, и выпускает изо рта круглое колечко табачного дыма. – Всё имеет цену. И потом, мне же нужно будет как-то уладить с его родственниками.