Прощание с Литинститутом

– Это мы и пытаемся выяснить… Читаю дальше: ««Новичок» поражает нервную систему, в результате чего жертва отравления не может дышать и испытывает очень сильные боли. Это пытка, и это абсолютно неизлечимо… Попадая в организм, отравляющий агент химически связывает белок, регулирующий передачу нервного импульса. Это приводит к тому, что к тканям организма, органам и мышцам начинают бесконтрольно поступать нервные сигналы. В результате происходит перевозбуждение сердечных, дыхательных и других мышц. К признакам отравления нервнопаралитическим веществом относятся избыточное слюноотделение и проблемы с дыханием, поскольку человек больше не контролирует свои мышцы. Это может привести к параличу, конвульсиям и в конечном итоге смерти, если речь идет об очень большой дозе или длительном воздействии отравляющего вещества…»

На минуту он замолкает и вопросительно поднимает глаза на меня, но я предпочитаю тоже отмолчаться.

– На мой вопрос вы так и не ответили: как к вам попал «Новичок»? Меня даже сейчас не интересует, с какой целью вы пытались отравить им ювелира. Рано или поздно мы докопаемся до правильного ответа, но разговор с вами будет вестись тогда иначе – не так миролюбиво и не под чашечку кофе.

Тем не менее паника, постепенно набиравшая обороты в моей голове и уничтожавшая последние трезвые мысли, начинает потихоньку стихать. С одной стороны, мне очень хочется, как говорится, облегчить душу и выложить всё начистоту, начиная от мужика, погрузившего в мою машину покойника, завёрнутого в ковёр, и до визита к ювелиру. С другой стороны, я прекрасно понимаю, что расскажи я о камешках из мешочка, все загадки, может быть, и разрешатся, но я этих камешков никогда больше не увижу. Что ему ответить?

– Возможно, этот яд каким-то непонятным способом и в самом деле попал в мои вещи, – вздыхаю притворно и не перестаю следить за реакцией собеседника, – но я, честное слово, не знаю, как и когда это произошло, и, тем более, кто его мне мог подсунуть. Я же не самоубийца таскать его по доброй воле с собой! Судя по тому, что вы мне сейчас рассказали, он и в самом деле очень опасен… Нет, я просто не могу во всё это поверить!

Если бы у этого мужичка была уверенность в моём злом умысле, то, думаю, он бы не стал со мной разговаривать и поить кофе, а просто арестовал бы меня. Значит, не всё ещё потеряно.

– Вы что-то передавали ювелиру? – не перестаёт докапываться до меня собеседник. Чувствуется, что ему смертельно надоело разводить дипломатию. Достал я его своим враньём. – Скажите мне одно: приносили вы с собой что-нибудь или нет?

– Нет! – Для убедительности даже прижимаю руки к груди и смотрю на него преданными собачьими глазами.

И тут же получаю неожиданный и сокрушительный ответный удар, к которому совершенно не готов:

– А камешки, которые Марк рассматривал в микроскоп, откуда у него взялись? Разве не вы ему их вручили? Те, что находились в бархатном мешочке…

5.

А после начинается самое, пожалуй, ужасное из того, что я только мог представить.

Мой истязатель куда-то звонит по телефону, тут же появляется пара полицейских, которые заковывают меня в наручники, но не уводят с собой, чтобы бросить в мрачные тюремные казематы. Наоборот, следом за ними приходят врачи и санитары в масках и резиновых перчатках, и вот они-то перетаскивают меня в какую-то лабораторию, где принимаются вытягивать из меня всевозможные анализы. У дверей теперь стоит и не сводит с меня настороженного взгляда один из полицейских в бронежилете с автоматом в руках. Я всё прекрасно понимаю, но бронежилет-то для чего – от меня отстреливаться, что ли?! Да ещё маску на лицо натянул.

После анализов меня отводят в пустую палату, укладывают на кровать и приковывают наручником к спинке. Тот же бронированный коп усаживается в углу на стул, извлекает из кармана телефон и погружается в противно повизгивающую игру-стрелялку, совершенно не обращая на меня внимания.

– Слушай, приятель, – вкрадчиво обращаюсь к нему, – лежать на спине с рукой, прикованной к спинке кровати, неудобно, тебе не кажется? Я кто вам – преступник?! А если мне в туалет понадобится – ты будешь утку держать?

– Мне с тобой разговаривать запрещено, – хмуро отвечает коп, не сводя взгляда с экрана телефона, – а будешь бузить, тебе кандалы ещё на ногу оденут и прикуют к другой спинке. Даже с боку на бок повернуться не сможешь. В туалет же пойдёшь, когда начальство разрешит, понял?

– А если невтерпёж?

– Это уже твои проблемы – будешь в луже лежать, если сдержаться не смог…

Больше разговаривать с ним не о чем. Отворачиваюсь и пытаюсь отыскать взглядом что-нибудь, на чём можно сосредоточить внимание, но тут, в этой крохотной палате, нет даже окна, лишь шторка, которой почти со всех сторон завешана мою кровать, и тем самым значительно сужено пространство, в котором я вынужден обитать. Того и глядишь, мои мучители свет погасят.