Прощение. Как примириться с собой и другими

Вступив на путь примирения с собой, мы неизбежно открываем, что необходимым условием нашего внутреннего мира является прощение других. Даже если они не просят у нас прощения, не подозревают о том, что причинили нам боль, уехали на другой конец света или давно умерли – все равно непрощенные обиды продолжают негативно влиять на нашу жизнь. Даже если нам кажется, что мы об этом не думаем и не помним, эти раны существуют и нуждаются в исцелении прощением.

От принятия себя к принятию Другого

Итак, ради заботы о себе, сохранения мира в душе необходимо простить и принять Другого. Столь же верно и обратное: чтобы принять Другого, нужно хорошо относиться к самому себе. Иисус говорит: Возлюби ближнего как самого себя (Мф. 22: 39). Размышляя о том, что означает эта заповедь, важно помнить контекст.

Фарисеи, узнав, что Он посрамил саддукеев, собрались вокруг Него, и один из них, законник, испытывая Его, спросил: «Учитель! Какая заповедь в законе самая главная?» Он же сказал ему: «Возлюби Господа Бога своего всем сердцем своим, и всею душою своею, и всем разумом своим. Это главнейшая и первая заповедь. Вторая же подобна ей: возлюби ближнего своего как самого себя. На этих двух заповедях утверждаются и весь закон, и писания пророков (Мф. 22: 34–40).

Законник и фарисей ставит вопрос о самой главной заповеди в законе. Ему интересна иерархия заповедей: что важно, что не очень, а что важнее всего. Это формальный подход: есть неподвижные вечные заповеди, и их, как драгоценные камни, можно раскладывать в разном порядке, сортировать по размеру, чистоте, качеству огранки…

Отвечая законнику, Господь обращает внимание на другое – на абсолютные основания, вызывающие к жизни закон и дающие смысл каждой заповеди. Если принять этот порождающий принцип и довериться ему, заповеди можно и не заучивать: кто любит, никогда не станет убивать, предавать, лгать и красть. Напротив, если не принимать закон любви, знание и соблюдение заповедей будет бессмысленным, любая из них превратится в «убивающую букву»[30], о которой говорил апостол Павел.

Внутри этой тройственной формулы («Возлюби Бога всем сердцем своим и ближнего как самого себя») в центре стоит любовь к Богу как полнота личного отношения к Нему: Возлюби Господа Бога своего всем сердцем своим

, и всею душою своею, и всем разумом

своим (Мф. 22: 37). Вторая же заповедь подобна первой, строится по ее образцу, но и значительно отличается от нее: ближнего нам заповедано возлюбить как самого себя, а не как Бога.

Логика открывается примерно такая: согласно первой заповеди, я сам обращаюсь к Богу в стремлении возлюбить Его, создаю с Ним глубоко личные отношения. То же я предполагаю и в ближнем. Возлюбить ближнего как самого себя в этом контексте означает увидеть в нем того, у кого тоже есть личные отношения с Богом, кто не чужд Ему. Если я заслуживаю уважения и любви, поскольку Бог меня видит («Твое созданье я, Создатель, Твоей премудрости я тварь», как говорит Державин в своей удивительной оде «Бог»), то и ближний именно по этой причине достоин как минимум моего внимания, а в пределе – любви. Господь предлагает нам мыслить любовь к Богу, ближнему и самому себе как единое событие. Мы отныне уже не можем говорить о любви к Богу, не имея в виду особого отношения к ближнему и особого самосознания. Общение с ближним будет определяться пониманием Бога, явленного во Христе, и самоуважением. Наконец, верно относиться к самому себе для христианина возможно лишь в перспективе богообщения и диалога с Другим.

Философия XX века в качестве синонима библейскому слову «ближний» использует термин «Другой». Знаменательно, что в русском для выражения этого понятия, означающего человеческую личность, иную по отношению к «Я», но столь же полноправно существующую в мире, используется слово с корнем друг.

Люди вокруг нас вовсе не обязательно друзья, они могут быть и врагами, и посторонними, но сила языка открывает перед нами горизонт, ставит цель, к которой можно стремиться. В Другом можно открыть друга – того, кто драгоценен и любим именно потому, что он не такой, как я, и именно потому, что он от меня отличается, в отношениях с ним мне открывается, кем являюсь я сам[31].