Прошедшая сквозь небеса

— Да… так вот, лежит, стало быть, и плачет. И тут демоны знает, что с дедом случилось… я так полагаю всё же, чрезмерно выпимши был он… в общем, прислонил он винтовочку к ноге да и спрашивает: «кто тебя обидел?» А в голове у него будто голос чужой скребётся — «ты убийца. Ты моего отца убил» И таким горем от тех слов повеяло, дед говорит — впору самому заплакать, а того лучше сунуть дуло в рот и…

В общем, дальше можно верить, можно нет. А только присел дед рядом с тем убитым, на котором головастик рыдал, и спрашивает, негромко и задумчиво так: «неужто ничего нельзя исправить?» Головастик затих, вроде как думает, и вновь в голове голос тихий такой шепчет-скребётся — «пока ещё можно. Отнеси отца моего к реке» Может, к ручью, спрашивает дед с надеждой? Ручей-то вот он, рядом… Нет, к реке, шепчет в мозгу, там место одно есть… я покажу…

И тогда дед взвалил Водяного на загорбок да и попёр. Да сверх того головастика на плечо посадил, дорогу показывать — а уж большенький был головастик-то, дед говорил… В общем, всем тяжело — дед прёт сквозь заросли без тесака, дорогу носом себе прокладывает, на спине Водяной, да плюс головастик, да плюс винтовочка… короче, для сороса пустяк, а вот для рахана ой-ой. И головастику тяжко без воды, чувствуется, но тоже молча терпит. Подтащил к реке, хотел уж в воду спускать, а головастик всё не унимается «не здесь… дальше…» В общем, уж не до запоминания дороги деду, в глазах черно и багрово… И ведь протрезвел уже почти, и понимает вполне, что с Водяными баловаться всё равно что снаряд оземь бросать — а идёт да идёт, тащит да тащит…

И вдруг обнаруживает он, что стоит на бережку тихой такой заводи, сплошь ряской покрытой. Да ряска какая-то необыкновенная… впрочем, тогда деду не до ряски было. «Спускай в воду», шепчет опять в голове, и головастик на плече, слышь, лапкой этак за ухо теребит — мол, всё верно, подтверждаю, не сомневайся…

В общем, спустил дед убиенного в то болотце колдовское, головастик же сам спрыгнул — только брызги веером. И тут только заметил дед, что ещё четыре трупа в ряске той плавают. Обернулся, а с него уж винтовочку стягивают — легонько так, чтобы хребет ненароком не переломить. Здоровенный друид, что твоё дерево, лапы как брёвна, и буркалы таращит… А справа-слева коллеги его обретаются. Ну и ушаны там, да ещё кое-какая мелочь ядовитая — в общем, полный набор. Мудрость народная в таких случаях советует скоренько совать дуло в рот и жать на курок что есть мочи — авось и обойдётся… да только я до сих пор полагаю, враньё это. Во-первых, не успеть, и во-вторых, откуда взято? Если кто в такие переделки и попадал, так те считаются без вести пропавшими поголовно.

И тут выходит из лесу она. Ну то есть Водяная, натурально…

Клик-Клак вновь замолк, энергично ворочая рулевым веслом — в подземном потоке обозначились камни.

— В храмовой библиотеке я видел рисунки самок Водяных, — в который раз встрял Джанго. — Страшные они…

— Дурак ты, — отрезал контрабандист. — Натуральный жрец… ох и много развелось хранителей мудрости типа…

— Я тебя не оскорблял, — напряжённым голосом произнёс молодой жрец. — Не пора ли тебе извиниться, контрабандист?

— Было бы за что, обязательно, — нимало не смутился Клик-Клак. — А так это просто диагноз. Самки Водяных… нет, право, парень, ни к чему тебе в Страну Дождя. С такими замашками ты там недолго протянешь. Да ладно бы только сам, и нас всех подставишь… Запомни уже набалдашником, в который ешь — женщины они, понял? И никак иначе.

Контрабандист вновь принялся орудовать веслом, отклоняя лодку от подводного валуна.

— Дед смутно отцу рассказывал… а может, я не всё запомнил, но только говорил он — кто их женщин увидел, запросто может оказаться несчастен на всю жизнь. И вроде не раханка, и не чьё даже, и рот маловат, и нос тоже мелкий, и череп блестит как у новобранца свежевыбритого — а глянешь в глаза и пропал. Глазищи глубины необыкновенной, ресницы чуть не в полпальца… короче, чтобы понятней было… вот обам все видели? Не человек, а красиво, верно? Так вот — по сравнению с Водяными та обама всё равно что сорос… ну, в общем, понятно объясняю?

«Зачем ты это сделал?» — так же беззвучно спрашивает она, и на болотце колдовское кивает. Вздохнул дед и отвечает бесхитростно: «да просто жалко стало. Хоть и не наш, а всё равно ребёнок. Взрослым ещё туда-сюда, мы привычные, а когда дети по отцу убитому плачут… неправильно это как-то».