Прошедшие войны

В ту же ночь избитого Эсембаева расстреляли в затылок. В Шали арестовали 500 человек, из них более 120 домой никогда не вернулись. Всего зимой 1929–1930 года было арестовано не менее 35 тысяч человек.

В целом по Чечне, для подавления восстания, при поддержке авиации и броневиков было задействовано пять дивизий, сводные отряды Владикавказского пехотного и Краснодарского кавалерийского училищ, три артиллерийских дивизиона, два полка горных стрелков, три эскадрона войск ГПУ.

С этого дня власть Советов укрепилась основательно. Поломали хребет народа, но до души достать не смогли… Дух народа силен, вынослив, терпелив…

* * *

Большевистским репрессиям и террору подверглось не только Шали, в назидание остальным насилию и уничтожению подверглись все религиозно-кулацкие элементы. Пошла чистка от непокорных. В маленьком горном Дуц-Хоте по сводкам спецагентов арестовали одиннадцать человек, в том числе трех Арачаевых: Косума, Рамзана, Цанка.

Весь день держали в бывшей мечети, в помещении где находилась школа. После полудня впервые в истории прибыла техника — два крытых грузовика. После этого задержанных разули, сняли верхнюю одежду, ремни, и в ранних сумерках промозглого декабрьского вечера погрузили в грузовик и в сопровождении многочисленного конного эскорта выехали из села. Арестованные думали, что их повезут в Шали, и может быть дальше в Грозный. Однако машина тронулась в противоположную сторону.

— Да, это не к добру, — сказа кто-то в кузове.

— А что ты, от них добра ждал? — съязвил Косум.

Мучительно долго ехали короткий путь до родника. На промокшей, никогда не видавшей техники дороге, еле ползли, пару раз застревали. У самого родника повернули влево, машина с трудом карабкалась вверх, с натугой выла.

— Везут к мельнице, — сказал Рамзан, выглядывающий в узкую щелку кузова.

— Что они надумали? — с явным испугом и дрожью в голосе вскричал односельчанин Арачаевых — Бицаев.

— Сейчас искупают, накормят, напоят и домой отвезут, — неудачно кто-то сострил.

На очередном небольшом подъеме машина жалобно завыла, дальше не тянула.

— Стой, — грянула команда.

Горцев по одному вытащили, поставили в ряд перед светом фар машины.

— Да что они собираются делать — неужели расстреливать? — завизжал Бицаев.

Никто ему не ответил, все молчали.

Цанка ни о чем не думал, ему не верилось, что жизнь может так оборваться, что так просто могут убить.

— Ва — нана! — простонал Бицаев.

— Приготовиться! — прозвучал резкий голос командира.

Из-за света фар солдат не было видно.

К вечеру мелкий дождь перешел в снег, с северных равнин дул холодный ветер. Ядовитый рев мотора перекрывал все звуки, даже сухие щелчки передернутых затворов винтовок, и только родник, зажатый крутыми берегами, бешено рычал, рвался вниз к простору, к свободе.

— О, нана! — вновь воскликнул Бицаев и упал на колени. — Я хочу жить! За что? За что? Я хочу жить!

— Встань, скотина, — пнул его рядом стоящий Рамзан Арачаев, — вставай, сволочь! Не мужчина ты и породивший тебя отец.

Командир красноармейцев достал из кожаной куртки папиросу, заслоняя ее от падающего снега, прикурил.

— Абаев, — крикнул он, выдыхая сизый клубящийся дым в лучи фар, — что он говорит?

— Да так, ничего. Пощады просит, — с грубым акцентом, на русском языке отвечал кто-то из темноты.

— Может дадим?

— Зачем? Это ведь готовый кровник… Это ведь враг народа.

— Тогда возьми винтовку и тоже стреляй.

— Да я, я…. - нерусский голос совсем задрожал, — я то и стрелять-то толком не умею… Я ведь только по религиозной части…

— Хватит болтать, — перебил его командный голос, — становись или в этот ряд или в тот.

Наступила тишина, арестованные толком не видели, взял ли Абаев оружие или нет.

— Который это из них? — спросил Косум у Рамзана.

— По-моему. Нуцулхан.

— Какая разница — со всеми надо разобраться, — буркнул стоящий с другой стороны односельчанин.

— Теперь разберемся, — горько усмехнулся Косум.

— Надо разбегаться, — прошептал Рамзан.

В это время командир раскатисто рассмеялся.

— Ха-ха-ха! Правильно! Так ты ведь давно стоишь в этом ряду… Приготовиться! — он глубоко затянулся, ярко сверкнул огонек.

— Товарищ командир! По-моему, сигналит машина, — сказал из кабины водитель, — мигает фарами. Наверное — нам.

Командир развернулся, пригляделся.

— Отставить, — негромко сказал он.

Внизу у поворота свет фар замер на дороге. Тень отделилась от машины.

— Не стрелять! Не стрелять! — кричал подбегающий красноармеец. — Приказано расстреливать вдалеке от села. Только за рекой, — уже более спокойно говорил подошедший солдат запыханным голосом. — И обязательно тщательно закопать.

— Может мы их еще и отпевать будем? — съехидничал командир и, докуривая, другим строгим голосом спросил: — Абаев, где тут мост?

— Чуть выше. Здесь рядом, — ответил чеченец.

Солдаты засуетились, задвигались.

Рамзан толкнул локтем рядом стоящего Косума.

— Надо бежать, — прошипел он.

Косум утвердительно мотнул головой.