Прошедшие войны

Ни с чем прибыв в Дуц-Хоте, сразу же, не откладывая, пошла к председателю ревкома, тот направил ее к секретарю — Тутушеву Харону. Последний с Кесирт был подчеркнуто любезен, вежлив, однако помочь не мог, потому что не знал, какую справку он должен был дать.

В тот же вечер Харон подъехал к дому Авраби на своей бричке, вызвал Кесирт.

— Завтра я еду по работе в Шали, там все разузнаю, а ты, если нужна справка, послезавтра в обед жди меня у центрального магазина.

Благодарила его Кесирт, чуть не в ноги кланялась, хотя и знала, что Тутушевы во вражде с Арачаевыми. А когда довольная заходила домой, услышала как бы мимолетом брошенную Авраби фразу:

— Смотрел он на тебя — съесть хотел…

— Да что ты болтаешь? — засмеялась Кесирт. — Старый он хрыч, чтобы об этом думать.

— Только в старости об этом и думают, а в молодости — все кажется делается, — грустно сказала старуха. — А смотрел он плохо… Гадина он и подлюка… Верить ему нельзя.

Пропустила мимо ушей ее слова Кесирт, мечтала скоро увидеть любимого мужа, радовалась.

Как и договорились, встретились Харон с Кесирт в Шали. Тутушев суетился, нервничал.

— Ну что, пришла? — говорил он, слезящимися глазами жадно осматривая ее с головы до ног.

— Как видишь, — улыбнулась она, вспомнив сказанную Авраби фразу.

— Так, — хлопнул Харон себя по бедрам, — я нашел человека, который живет в Мескер-Юрте. Он мой знакомый, работает именно в тюрьме, он обещал устроить встречу.

— Спасибо, Харон, — распылалась Кесирт.

— Ну, за спасибо не отделаешься, — озабоченно глядя в сторону говорил он.

Кесирт стала серьезной.

— А сколько он просит? — спросила она в волнении.

— Ну, это не много… Я договорюсь… Ну, я думаю, все будет нормально, — стал успокаивать ее Харон.

— Ты ведь знаешь, что я, в принципе, ничего дать не могу, — сказала Кесирт, — мы еле-еле живем…

— Не шуми, не шуми, — успокаивал ее Тутушев, — потом как-нибудь рассчитаемся… Да и я помогу… Какие могут быть здесь вопросы… Как-никак односельчане… Ну ладно, поскакали. Дни короткие, а по дороге поговорим.

— Куда поехали? — удивилась Кесирт.

— Как куда — в Месхер-Юрт, а завтра вместе с ним в Грозный.

— Мы одни? — еще больше удивлялась она.

— Да, а что?

— Ну, я не знаю.

— А что ты ломаешься как девица?… Нужна ты мне, да и годы уже не те, чтобы обо мне так думать, — насупился Харон, — хочешь — поехали, а нет — мне даже легче, — и он твердо тронулся к своей бричке.

Кесирт закусила губу, кулачком сжала руки, терзалась в сомнении, наконец жажда видеть мужа взяла верх.

— Подожди, Харон, — кинулась она к бричке. — А ночевать-то мы где будем?

— У моего знакомого… Что ты волнуешься — у него жена, дети.

А завтра вместе с ним поедем в Грозный.

— Тогда я хоть кого-нибудь предупрежу из наших, что еду с тобой, а то дома волноваться будут.

— Делай что хочешь, — буркнул Харон, и залез в бричку на переднее сиденье, — только побыстрее, — кричал он вслед убегающей в толпу Кесирт.

Через минут десять-пятнадцать она вернулась вся запыханная.

— Что-то никого не могу найти, — внимала она.

— Да ладно, по пути кого-нибудь встретим, сообщим… Если едешь, залезай. Время бежит.

Кесирт еще мгновение сомневалась, глядела в лицо Харону, хотела видеть глаза, но он отвернулся, что-то засовывал под сиденье. Наконец она решилась, в душе помолилась Богу, бойко заскочила на бричку, села на заднее сиденье, позади Тутушева. Молча выехали из Шали, проехали Герменчук. Дорога совсем стала безлюдной, унылой. День был пасмурным, но не дождливым. Серые тучи сплошной массой закрыли весь небосвод. Однако в воздухе уже пахло весной, свежестью.

Харон изредка погонял коня, его толстая фигура и задница при каждом покачивании брички грусно тряслись.

Когда отъехали на приличное расстояние от Герменчука, Харон полез под стул, достал сверток, развернул его и протянул Кесирт кусок белого хлеба.

— На, ешь, — сказал он обернувшись, широко улыбаясь, при этом нижняя толстая губа его отвисла, как у старой, заспанной лошади.

— Нет, спасибо, я не голодна, — ответила она.

— Бери, бери. Когда ты еще белый хлеб съешь? — ухмыльнулся он.

Кесирт осторожно взяла хлеб. Когда Харон отвернулся, с наслаждением понюхала, жадно откусила. Чуть погодя Тутушев снова полез под сиденье, достал большую бутыль, сделал на ходу несколько глотков. Кесирт почувствовала запах спиртного.

— Может остановимся — поедим по-человечески? — спросил Харон.

— Нет, нет. Вечереет, а нам ехать и ехать, — встрепенулась она.

Тутушев ничего не сказал, еще раз отпил из бутылки, противно кряхтел, потом нюхал хлеб, чуть погодя выпил еще, чавкая, заедал хлебом.

— Еще будешь? — спросил он обернувшись, лицо его стало пунцово-красным, под глазами появились черные круги.

— Нет, нет, — спасибо, — ответила Кесирт.

— А это? — он поднял полупустую бутыль.

— Нет, — твердо ответила она, и холодок прошел по ее спине.

— Может выпьешь — согреешься, — противно засмеялся Тутушев.

Она ничего не ответила, съежилась.