Чем ближе подлетали вертолеты, тем сильнее становилось чувство страха, беспокойства, бессилия. Хотелось бежать, скрыться или в конце концов запрятать куда-нибудь пугливую голову. «Чем больше живешь, тем больше хочется жить» — с горестной усмешкой подумал старик и свернул от слякостной дороги в сторону густых кустарников терна, боярышника, мушмулы. В полушаге от безлиственных зарослей он остановился, неожиданно задумался. «Какой же я в конце концов подонок?! Даже теперь, после стольких лет жизни, после такого небывалого горя, как исчезновение родника, я все еще дрожу над своей никому ненужной жизнью, цепляюсь за нее, хочу скрыться от врага в каких-то кустах. Хочу еще жить, о чем-то мечтаю… Тьфу, на тебя — старый осел, — плюнул он слегка сам на себя, — да это будет счастьем, если эти изверги меня расстреляют. О такой участи мне только мечтать надо… Неужели это конец?… Только бы сразу и основательно… Ну, где же ты, лети сюда, мерзавец. Все летите сюда. Стреляйте, бомбите, взрывайте, вкопайте в землю. Все что могли вы сделали, теперь убейте и будьте счастливы и свободны… Летите сюда, летите» — и старик замахал ожесточенно руками.
Вертолеты тем временем долетели до села. Яростный шум их двигателей бешенным ревом заполнил пеширскую, окруженную горами, Вашандаройскую долину. Из-за раскатистого эхо этот зловещий вой многократно усиливался и наводил еще больший страх и трепет на все живое в округе. Железные машины медленно облетали село, иногда надолго зависали на одном месте. Неожиданно один вертолет отделился от группы и стремительно полетел в сторону Арачаева. По мере приближения огромной, рычащей махины, внутренняя бравада старика куда-то исчезла, улетучилась от мощного вихря лопастей вертолета.
Коленки старика предательски задрожали, стали сгибаться в бессилии. Его длинные руки повисли безвольно вдоль тела, потянули вниз, к спасительной земле, обвислые плечи, длинную согнутую спину, тонкую, испещеренную глубокими морщинами, рыхлую шею, и бредовую голову. Необузданный страх и паника овладели им. Теперь задрожало все хилое тело. Во рту яростно колотили неровную дробь вставленные челюсти. Он попятился назад, ему не хватало воздуха, он задыхался. Этот неукротимый рев давил на каждую клетку старца, он все нарастал, оглушал, давил мощью на барабанные перепонки. Вертолет стремительно приблизился и казалось вот-вот раздавит его в рыхлой земле. У Арачаева в страхе широко раскрылись серо-голубые, по-стариковски блеклые глаза. Он хотел зажмурится, стремился хотя-бы не видеть этого ужаса, но глаза не подчинялись ему, они в смертельном страхе впились в эту огромную дьявольщину. И вдруг, сквозь свои увеличительные, толстые линзы, Цанка увидел в кабине нависшего над ним чудовища две хохочущие рожы летчиков. Глаза старика несколько раз моргнули, сузились, резко поменяли выражение, загорелись в гневе. Скрежущий ток стыда и досады прошиб его от головы, по позвоночнику, до самых пят. «Хм, — усмехнулся Арачаев, и потом подумал, — скотина старая. Ты и сейчас для себя жизни хочешь, дрожишь пред этой мерзостью, боишься умереть! Трус, раб, ничтожество!»
Цанка сделал шаг вперед. Один. Второй. Его старое лицо исказилось в ненависти, в ярости собрался комок на переносице, челюсти сжались в упрямой решимости. Он в злобе сжал свои большие кулаки, и угрожающе замахал ими.
— Я-я-а-а, — закричал громогласно Цанка, пытаясь перекричать рев машины, — Не паду я пред вами на колени! Нет! Не ждите, гады… Ну, что вы? Стреляйте. Стреляйте подонки. Вертолет сделал круг, вновь повис над стариком. Теперь Цанка видел, что физиономии летчиков стали серьезными, даже озабоченными. Машина все ниже и ниже опускалась над ним, яростный ветер все сильнее и сильнее давил сверху на Арачаева, но он не желал сдаваться: широко расставив ноги, он упрямо стоял в неподвижности. Только папаха и очки разлетелись у него в разные стороны, ветер с силой истерзал полы его длинного пальто.
— Врешь, сволочь! Не собьешь меня воздухом! Не такой уж я и пустой, чтобы падать пред тобой от одного ветерка, — кричал Арачаев, — Что ты над дедом измываешься? Нашел достойную твоих сил жертву?… Даже со мной ты не справишься, дрянь паршивая. Ну, стреляй, стреляй… Издеваешься? Я в твои годы, с голыми руками на танки шел. А ты…?
Адская машина вновь отлетела в сторону, сделала небольшой круг. И вдруг, подлетая к Арачаеву, вертолет резко накренился и огромные лопасти стремительно закружились прямо над головой старика. Ему стало не хватать воздуха, он задыхался в этом кошмарном вихре, и все-таки он увидел, или ему показалось, что он видит перекошенную в жестокости морду летчика.