Прошлое в наказание

– Наша система не слишком довольна тем, как с ней обходятся в последние годы. Может дать сбой. – Он поднял свою рюмку, дождался, когда и я сделаю это, чокнулся. – За наше с тобой здоровье.

Выпив, я помолчал некоторое время, обдумывая его слова, глянул на Эдуарда:

– Ты меня предупреждаешь?

– Я всего лишь высказал свои соображения, – аккуратно заметил он.

Вскоре официант принес первое. Мы принялись за еду. Эдуард ел сосредоточенно. Какие-то мысли донимали его. Отставив тарелку, вытер салфеткой губы, задумчиво посмотрел на меня:

– Ты веришь в Бога?

Это было весьма неожиданно. Я не смог сдержать улыбки – опять предстояло непростое объяснение.

– Верю. В Творца.

Несколько секунд у него ушло на обдумывание услышанного.

– В чем отличие?

– Ну, во-первых, в том, что он един для всех живущих на Земле. Христос, Яхве, Будда, Аллах – они учителя. Они помогали разным общностям выжить в этом мире, давали ориентиры. Во-вторых, Ему все равно, верим мы в Него или нет. Он хочет от нас одного – чтобы мы жили без ненависти, без лжи, без зависти. Чтобы нами двигала любовь. А в-третьих, я уверен, что мы не один раз приходим в этот мир. Он создан специально для того, чтобы мы учились. Да, учились быть совершенными. Но основной для нас мир не этот, а другой, не физический. Мир, где живут души.

Он смотрел на меня с тихим удивлением.

– Непохоже на христианство, – прозвучало наконец.

– Я не говорил, что я – христианин. Я лишь ответил на вопрос, верю ли. Верю. В существование Творца.

На этот раз молчание было куда более долгим. Он явно не знал, что сказать. И тогда я решил продолжить:

– Я с давних пор чувствовал, что мы живем на этой планете не один раз. Не знаю, как это объяснить. Чувствовал, и все тут. А потом нашел книгу американского психоаналитика Станислава Грофа про то, как он погружал своих пациентов в глубокий гипноз исключительно с лечебными целями. И расспрашивал их про прежние жизни, пытаясь установить причины заболеваний. И они рассказывали ему про то, кем были и что делали в прежних жизнях. Очень складно рассказывали. А потом его последователь Майкл Ньютон в какой-то момент пошел дальше и начал расспрашивать пациентов, находящихся в глубоком гипнозе, о том, что они делали между жизнями, и те, независимо от возраста, пола, вероисповедания, сообщали нечто, ложащееся в единую картину: как душа возвращается в тот мир, основной для нее, как приходит в себя после земных испытаний, как общается с другими душами, как готовится к новой жизни на Земле, выбирая совместно с наставником не самые комфортные варианты судьбы, дабы получить и пройти испытание. Думаю, что так оно и есть на самом деле.

Посидев некоторое время в раздумье, он медленно покачал головой.

– Православие не допускает никаких других жизней. Кроме одной-единственной.

Тут я не удержался, спросил:

– А ты с каких пор стал верующим?

Он не смог скрыть смущение:

– Да я, собственно говоря… давно сочувствовал верующим. Еще с начала восьмидесятых. А теперь, когда стало возможно… присоединился.

– И в церковь ходишь?

– Хожу. Нечасто… У нас около работы есть церковь.

– Та, которая рядом с «Детским миром»?

– Да.

Я не знал, что тут добавить – не язвить же на столь деликатную тему, – и занялся едой. Когда прощались у входа в ресторан, вспомнил разговор с Настей, спросил:

– Как отдохнули с Василием?

Эдуард оживился.

– Прекрасно. Купались, гуляли, катались на лодке, на катере. Жаль было уезжать. Но – работа.

Возвращаясь в Кремль, я размышлял о его словах про грядущие события. Брат предупреждал меня, что органы Госбезопасности ненадежны и власть снова может перемениться. Меня или президента? Скорее, первое. Вряд ли я мог передать Борису Николаевичу предупреждение, сделанное без какой-либо конкретики. Это несерьезно. Значит, он предупредил меня лично. Еще раз. Как тогда, в девяносто первом. И что я мог сделать после такого предупреждения? Срочно уволиться из Администрации президента? Уехать куда-то? Скрыться? Это было неприемлемо для меня. Но я чувствовал благодарность к Эдуарду – он заботится обо мне.

Я все-таки рассказал Филонову о разговоре с братом. Его не удивило прозвучавшее предупреждение. Невесело вздохнув, он произнес:

– Там тоже хватает наших противников. Может быть, их даже больше, чем тех, кто поддерживает президента. Или хотя бы относится нейтрально.

Через неделю я в очередной раз оказался в Институте государства и права. Разумеется, после разговора с Топорниным не преминул зайти к Насте. На этот раз она была более приветлива. Согласилась пойти со мной выпить кофе. Мы поговорили о детях, о погоде, о том, как быстро летит время – лето уже подошло к концу. Говорили и о тревожной обстановке в стране. Конечно же, Настю пугало возможное развитие событий, грозящее кровавыми столкновениями, гибелью многих людей. Стараясь успокоить ее, я говорил то, во что сам не верил: ситуация полностью под контролем, навряд ли противники президента решатся на вооруженные выступления, разве что на акции протеста.