Над головой шумела береза, а в голове бушевали шальные мысли и барабаны сердца. Да пускай их увидит вместе всякий и каждый. На зло матери!
— Пойдем вместе. Баба Тома не кусается.
Они прошли мимо полной дождевой воды ржавой бочки к дому, давно требующему покраски. Впереди за огромным парником колыхалось на ветерке картофельное поле. Дверь на крыльцо была открыта и стонала на ветру, зацепленная за гвоздь старой тряпочкой. Алена поднялась по трем скрипящим ступенькам на крыльцо, где на лавке стояли прикрытые белой тряпочкой литровые бутылки с молоком. Алена постучалась. Никто не ответил.
— Посмотри, есть ли кто-то за домом.
Стас ушел, и дверь почти сразу открылась. Поздоровавшись со старушкой, Алена спросила про молоко.
— Дайте нам хоть чашечку, — взмолилась она, когда баба Тома сообщила, что если только с вечернего удоя. Надо ждать.
— Ты с братом, что ли?
— Нет, не с братом.
Стас остановился в отдалении, чтобы не привлекать внимания, потому старушка даже вышла на крыльцо из любопытства, а потом вынесла им две чашки. Алена поблагодарила и предложила Стасу сесть на скамейку под яблоней, ветви которой согнулись под тяжестью плодов.
— Лен, сколько надо заплатить? — спросил Стас шепотом, не склоняясь к ее лицу. Реденькая занавеска на окне дергалась — за ними шпионили.
— Пей спокойно. Не за все платится рублями. Иногда достаточно сказать спасибо и улыбнуться.
Стас усмехнулся и сделал еще глоток. Вокруг рта уже нарисовались усы, но он не думал пока их стирать, а у Алены чесались руки дотронуться до молочных разводов, но он опередил ее с таким же желанием, но быстро отдернул от ее лица руку, вспомнив о шпионке в косынке.
— Я первый раз пью настоящее молоко. Спасибо. Теперь понимаю, как мужики раньше пахали после крынки молока и краюхи хлеба. Я перебрал — сейчас бы лечь в траву и не вставать часа два.
— Это твое второе желание? — спросила Алена, протягивая руку за пустой чашкой.
— А что? — их пальцы встретились на ручке. — Сегодня день исполнения желаний?
От его пристального взгляда Алена часто заморгала и молила голос не предавать ее в такой важный момент:
— Да, а почему бы и нет?
Стас разжал пальцы, и Алена едва не выронила вторую чашку.
— Тогда это мое второе желание.
Сердце Алены бешено забилось — значит, будет и третье. Она повесила обе чашки на один палец и коснулась молочного уголка его губ — Стас не дернулся, и она вытерла ему рот тыльной стороной ладони, молясь, чтобы он коснулся ее языком, но он ни единым жестом не выдал желания ее поцеловать. Теперь бы унять дрожь в ногах и подняться на крыльцо, не оступившись. Баба Тома на стук не вышла. Пришлось оставить чашки подле приготовленных для дачников банок.
— Там есть поле с нескошенной травой, — махнула она рукой через дорогу, чтобы увести его подальше от конюшни и плохих воспоминаний.
— Веди, куда хочешь. Я на все согласен.
— На этой стороне частные владения, — зачем-то добавила она, хотя Стас ничего не спрашивал.
Они прошли мимо деревянного двухэтажного дома — бывшая усадьба и бывшая больница. Сейчас пустующая и пугающая.
— Мама летом обычно дает частные уроки дачникам, — начала Алена, чтобы Стас не спросил про пасущихся неподалеку лошадей. — Детям генералов. Представляешь, они корпуса самолетов вместо водяных баков для душа приспосабливают. Вода нагревается отменно. Ну… — протянула она, когда Стас промолчал. — Так мы гонялись тут на велосипедах — до дач пешком далеко. И однажды решили залезть в больницу. Там окна не закрыты. На раму только надавить и все, а внутри… А что внутри осталось, не знаю, — рассмеялась она сдавленно. — Сторож нас поймал еще снаружи. Я и не знала, что ее охраняют. Прочитал лекцию по химии и биологии, заявив, что нам жить надоело, что хотим подхватить туберкулез… Парням ничего не было, а меня больше с ними никуда не отпускали. Сторож маме пожаловался, хотя я просила не говорить.
Теперь Стас улыбнулся.
— И ты жалеешь, что больше не отпускали?
Алена перестала улыбаться.
— Нам по двенадцать лет было, если что…
— А что, если что? Я ни о чем таком не спросил и даже не подумал. Значит, все-таки ты не всегда была пай-девочкой?
— Я никогда не была пай-девочкой. Просто мои интересы лежали немного в других областях, чем у некоторых.
— Я должен покраснеть, да? — не унимался Стас, не сводя с ее давно красного лица лучистого взгляда.
— Я не тебя имела в виду, а их…
— Ну, я как бы мальчик и тоже в двенадцать лазил туда, куда не следует лазить никогда.
— Ну, у генеральских внуков немного другие интересы… Например, научить попугая разговаривать…
— Понял… Куда мне до генерала. Я младший сержант навечно.
Они вновь перебежали дорогу и остановились на тропке, пропуская ребят на велосипедах.
— А здесь везде проходной двор? Тихого местечка нет?
Алена вспыхнула еще сильнее и забрала за уши выбившиеся из-под заколки пряди.
— Тихо нигде не будет в воскресенье. Но на кладбище, например, никто не заходит…
Стас побледнел, и Алена прикусила язык.