Макс пытался не думать о Полине, убеждая себя, что на чаше весов их отношений возможность выдвинуться, как музыканту, перевешивает просиживание штанов в больнице. Однако на душе было неспокойно, и он попросил в кофейне, куда они зашли с Антоном обсудить планы, телефон, чтобы отправить Полине сообщение на пейджер. Хотелось написать что-нибудь романтичное, но в голову, как назло, лезли одни банальности, и Макс попросил оператора передать простое «Береги ногу. У меня для тебя сюрприз».
Сюрприз был собственно для него — Антон без лишней словесной волокиты велел оформлять загранпаспорт и получать визу. Однако радость портила его саркастическая улыбка, сдобренная фразой: «Чтобы снять с тебя розовые очки, пока еще не слишком поздно».
По поверхности кофе плавал островок пломбира — Макс ругал себя за выбор: взять черный кофе и купить у тетке на улице вафельный стаканчик вышло бы дешевле и вкуснее, но пришлось на пару с Антоном играть в аристократа. Правда, у того выходило куда естественней. Он выглядел по-модному развязно даже без банданы, которую из-за церковной службы оставил дома или до сих пор держал в кармане. Антон исподлобья оглядывал публику, и Макс надеялся, что пианист воздержится от комментария. Любого. Ничего хорошего о людях тот обычно не думал. Впрочем, как и о собственной музыке. Не говоря уже про игру своего почти что протеже. Ложка от напряжения, сковавшего все тело Макса, дрожала, выстукивая по краю чашки нервный ритм.
— Слушай, парень, а у тебя в детстве были какие-нибудь увлечения? Ну, типа футбола?
Макс молчал — увлечений не было, потому что не было улицы. И правильно — сестренку выпустили, и та сразу наломала дров с Серегой.
— Я вырос в деревне, — ответил Макс уклончиво.
Антон сузил светлые глаза — истинный ариец, черт бы его побрал, думалось в тот момент Максу. Его в Берлине обязаны принимать за своего. Характер точно заточен под них — плюет на всех с высокой башни.
— Так и я не из столицы буду. Только у меня папа военный — посадил за пианино и сказал не вставать. От окна далеко, даже не посмотришь, как другие мяч гоняют. А ты чего гитарку не выкинул? Папки-то давно нет. Чего нормальную профессию не выбрал? — Антон расставил локти и подался к Максу через весь стол. — Только не говори про любовь к музыке. Любви вообще не существует.
Макс даже отпрянул, испугавшись, что собеседник сгребет его в охапку. Антон усмехнулся в ожидании ответа, отхлебнул кофе, со звоном вернул чашку на блюдце и шумно откинулся на спинку стула. В расстегнутой черной косухе просматривалась черная футболка, на которую так и просилась свастика.
— Я люблю играть, — сказал Макс, вцепившись в чашку, как утопающий в соломинку.
Антон усмехнулся на этот раз одними губами.
— Ну, и отцовские связи помогли устроиться…
— Куда устроиться? — Антон говорил тихо, но от его слов дрожали барабанные перепонки. — В жизни ты с гитарой не устроишься. Бросай все это нафиг и научись что-то делать руками или мозгами — что там у тебя лучше работает…
Макс сжался и оставил чашку в покое. Мороженое почти растаяло, и чернота кофе окончательно пропала. Пить его вовсе расхотелось.
— Но ты-то как-то живешь с музыки…
Антон не дал ему времени придать фразе вопросительную интонацию. Он грубо перебил:
— А я просто ничего другого делать не умею. Меня заставляли долбить клавиши и я их додолбил. Кому-то даже нравится моя музыка. Некоторые говорят, мы твои поклонники… Слышишь, как звучит, — Антон театрально ткнул пальцем в потолок.
— Поклонники… На кой-они сдались мне, эти поклонники… Когда среди ночи тебе звонит дирижер Гранд Опера с вопросом — это одно… А поклонники… Я даже диск не продаю, так берите, даже автограф поставлю… Если б я устроился, то не играл бы этим уродам по кабакам. Что здесь, что там… Макс, — Антон снова перегнулся через стол. Светлая реденькая челка упала ему на лоб, прямо на глаза. — Бросай ты это, слышишь? Мы не жиды, не нигеры, не черные… Мы с тобой даже не пидоры! Мы никому не интересны.
Повисла пауза. Макс ждал, что Антон рассмеется, но он остался хмур и рассматривал Макса, как родитель нашкодившего ребенка.
— Диск послушай, чтобы знать, от чего дуреют сейчас немцы.
Это он говорил об альбоме Трилока Гурту, который купил в аудиомагазине на Большой Морской, пока они неспешно гуляли по городу — погода его устраивала и не настраивала на репетиционный лад, потому приглашение в гости кануло в Лету. Впрочем, Макс не жалел. Даже в кафе делить с Антоном воздух тяжеловато, а на личной территории могло стать еще хуже. Два месяца в его обществе в Берлине виделись Максу настоящей экзекуцией.