Простая речь о мудреных вещах

Услыхал я еще об одном академисте, который работал у меня в древлехранилище, и, заняв в губернии кафедру, присылал мне свои труды, самые благочестивые, а после, чрез несколько лет, в Петербурге ударился в крайность противоположную! Мне представилось их умственная, духовная генеалогия и отношение к учению Герцена и Белинского[114].

* * *

Для борьбы с нигилистами из семинаристов-отщепенцев мастером был бы покойный Надеждин: в его руках это диалектическое оружие, управлять которым (manier les armea) так нашколиваются семинаристы, что оно сделалось бы для них смертоносным.

Мы не понимаем, почему издатель «Современных известий» не обратит в эту сторону своих нападений, а они были бы полезнее тех вопросов, которые он разбирает иногда в своей газете.

* * *

Надеюсь, что из слов моих никто не сделает замечания о моем неуважении вообще к семинарии или семинаристам. И семинарии, и семинаристов я уважаю: а говорил только об отщепенцах, исключениях, сынах погибели. Я очень хорошо знаю, что семинарии дали и дают многих и премногих достойных людей, хотя в основании своем имеют много обветшавшего, и что идет в соломку или к исправлению, которое и начинается. Дай только Бог, чтоб эти исправления касались худа, а все добро оставили бы в целости, еще увеличенное и усиленное соответственно требованиям времени.

А засвидетельствована ли, спросим, кстати, общественная, глубокая благодарность тому почтенному лицу, которое, первое, возвысило голос о состоянии духовных училищ, голос, раздавшийся также за границей, как теперь раздались голоса Хомякова и Самарина? Нет, он, говорят, прозябает в своем захолустье, стесняемый, огорчаемый, обижаемый, не только что невознаграждаемый, – а по его следам идут толпы, а по его указаниям предпринимаются исправления!

Что же вообще с этой школой нигилистов, которая как моль разводится у нас теперь, особенно в Петербурге?

Разумеется – ни суды, подобные описанному, ни взыскания, в роде требованных прокурором, ни преследования и наказания, более тяжкие, не принесут никакой пользы. Нужно убеждение, нужно образование. Вот об этом убеждении, об этом образовании у нас мало думают.

Что же делать?

Я пишу здесь не законодательный трактат, а журнальную статью, и не считаю себя обязанным распространяться более. Sapienti sat.

К злобе дня

На днях найден в постели мертвым сын одного из достопочтеннейших московских граждан, отличный студент 4-го курса по медицинскому факультету. Это был, говорят, молодой человек редких достоинств, ведший себя безукоризненно, получивший золотую медаль еще в гимназии. Отец любил его без памяти и видел в нем единственное утешение в жизни. Ни в чем никогда не слыхал он отказа, и жил, как ему было угодно. Сестра, несколько моложе, была его искренним другом. Семейство было счастливо, пользуясь всеми так называемыми благами жизни.

Причина смерти неизвестна. Внешних побуждений никаких. Недели за две такой же смертью скоропостижно умер его товарищ, также отличный студент, с которым он связан был теснейшей дружбой, и носил всегда при себе письмо, полученное от него перед смертью. О содержании письма не говорил он ни с кем. Накануне своей смерти был он мрачен, и, придя откуда-то, переоделся, но позабыл это письмо из скинутого платья, и, спохватившись в другой комнате, беспокойный, тотчас побежал за ним. По смерти в платье письма не было найдено.

Какая причина могла побудить того или другого молодого человека так расстаться с жизнью?

Припоминается мне теперь смерть молодого человека, также отличного, бывшего уже преподавателем в университете; единственного сына у родителей. Она случилась года два назад, и приписывалась огорчению, впрочем, незначительному, причиненному слушателями.

И не всякий ли день читаются в газетах известия о самоубийствах, убийствах-покушениях, преступлениях, совершаемых молодыми людьми из-за причин пустых, ничтожных? Гимназист, не получающий следующего ему балла на экзамене, пускает себе пулю в лоб; другой пыряет ножом в бок товарища за маловажную обиду. Двое где-то объяснили на допросе, что они убили своего ямщика, желая испытать ощущение быть убийцей![115]

Яд закрадывается даже в сердце девушек, которые так же, как видно по газетам, хватаются иногда за револьвер или бегут из родительских домов, пускаясь с обрезанной косой во вся тяжкая. Судьба этих несчастных жертв безумного учения или злого поветрия еще ужаснее; когда они опомнятся, что им делать? Мучиться совестью или погибать окончательно.

Ясно ли для имеющих очи и уши слышати, что основания религиозные колеблются, узы семейства ослабевают, правила нравственные извращаются, страстям и даже мелким случайным возбуждениям дается воля, вследствие какого-то нового взгляда на жизнь и ее отношения!

Живи, как тебе хочется; стеснять себя не для чего; отвечать некому, кроме себя; удовольствие, какое бы ни было, удовлетворение желания, – дороже всего. Прочее – вздор, выдумки, бабьи сказки, невежество, доказанное наукой!

* * *