Напрасно берутся иные объяснять все – это можно сказать не только левой стороне, но и правой; богословам точно так же, как и философам. Таким образом, вы не докажете того или другого окончательно, а только возбудите больше недоверчивости и сомнения. Ваши объяснения условны, и если иное объяснится вами под разными условиями и подразумеваниями, то тотчас встанет кругом еще более новых вопросов и недоумений, – особенно в наше время, в нынешнем поколении, которое родилось как будто под каким-то особенным злым сочетанием звезд. (23)
А кто же там, в этих мирах? Никого? Что там делается? Это только мебель?
Да тебе-то что до этого за дело? Ты смотри и думай о том, что у тебя под носом. О делах тех миров тебя не спросят, и они до тебя не касаются.
Желательно было бы иметь вот какое сочинение: пусть представят нам прежде всего картину мироздания с его чудесами, и покажут непостижимость таких-то и таких явлений в природе и ее царствах, в человеке, как можно яснее, нагляднее, многостороннее, осязательнее. Потом докажите ограниченность разума на самых простых предметах, не только на высших; наконец приведите в пример особые события, или случаи, критически засвидетельствованные, которые убеждают предполагать существование другого мира, производят чаяние. На этих основаниях доказывается, де, или дается чувствовать бытие Божие, бессмертие души, существование другого мира, – три вопроса, тесно связанные между собою…
План желаемого сочинения был бы следующий: Есть природа видимая – вот она. Есть природа невидимая – вот ее явления, заставляющие предполагать ее.
Мы не понимаем в видимой и того, кольми паче в невидимой.
Отвергать не можем, и должны сознаться в ограниченности разума и необходимости веры.
Мы окружены чудесами, куда ни обернемся, то есть, мы не имеем силы проникнуть ни в одну высшую тайну, не смотря на все свои старания, и должны склоняться смиренно главою, и просить о помощи свыше.
Помощь и подана в Откровении. (24)
Христос говорил ученикам: этого не понимаете вы теперь, но поймете после.
Будем сперва жить, как там заповедано, тогда и поймем, и т. д.
И вот вера, необходимая на таком-то основании, предлагает нам такие-то положения, приведенные в порядок, в систему, под именем богословия или науке о Боге…
Вот как она объясняет эти положения, применяясь к человеческому условному языку и понятию, говоря, например, о гневе или милосердии Божием.
Некоторые положения имеют больше доказательств, понятнее; другие менее, например….
Многого мы не понимаем в Священном Писании, потому что иначе связываются у нас мысли, другой склад ума у нас, чем на Востоке, где первоначально оно произошло, да и вообще язык наш ограничен. Этот способ изложения обещает ныне более успеха, чтоб возбудить благоговение, произвести священный трепет, зародить страх Божий, названный от мудрого началом премудрости.
Что есть своего у человека?
Пусть разберет наилучшие свои действия, опускаясь в сокровеннейшие тайники своего сердца… Жалею о нем, если он найдет там что-нибудь хорошее, и останется довольным собою. Ничего своего не может открыть в себе человек, кроме дурного: мутен источник самых чистых, по-видимому, намерений. Ни о каком действии своем не можем мы сказать утвердительно, из какого внутреннего источника оно происходит, из доброго или худого. Сделаешь поступок, станешь искать источника, не найдешь с достоверностью, утонешь в бездне сердца.
Остается только молиться: Господи, буди милостив мне грешному!..
Что есть хорошего в нас, то не наше, мы получаем его откуда-то. Вы добры, положим, сердце ваше сострадает несчастиям ближнего, вам хочется помочь всякому угнетенному, вы не любите сердиться долго, не имеете ненависти в сердце, – ну, да это природные ваши свойства, – полученные вами при рождении: вы не можете жить другим образом, не можете питать зла, не можете поступать иначе. В чем же состоит заслуга человека? Все добродетели – дар Божий. Хвалиться ими нечего, вменять их себе в достоинство и того менее.