— Прям настоящая весна, — согласилась я.
— Вам бы в церковь сходить. Всем троим нужно. Там мощи привозили. Хотя, их уже две недели как увезли, но вам туда всё равно зайти нужно, — сказал он. — Поклониться, прощения попросить.
Как раз в этот момент подошёл автобус и дедушка сел в него. Мы же только посмотрели ему вслед. Церковь была около железнодорожных путей. Где-то метрах в трехстах от вокзала и в полукилометре от того места, где мы находились. Почему бы и не сходить? Время есть. Алешка и Валера без энтузиазма отнеслись к этой идее. Но так, как оставлять меня одну они не спешили, то пошли вместе со мной.
Случайности. Может в нашей жизни действительно всё предрешено? Или у нас всё же есть выбор? Почему именно в этот день я повязала цветастый шарф, который сейчас накинула на голову при входе в церковь? Почему я решила туда прийти? Опять какие-то прихожане обсуждали цены. Приходят сюда как в театр.
— Для кого-то это театр, но не надо их осуждать за то, что пока не понимают. Главное ведь, что храм для тебя, а не для другого, — сказал мужчина. Это был не батюшка. Так батюшки не одеваются. Скорее так в монастырях одеваются. Жаль, что не разбираюсь в этом, а могу лишь судить по обрывочным сведеньям, подчёркнутым случайно. У него была чёрная высокая шапка и седая борода, а ещё умный взгляд, который притягивал. — Тебе главное верить нужно. Не терять веру. Тогда всё наладится, — он внимательно посмотрел на Алешку. — Прости себя. Это ты себе шанс не даёшь. Никто на тебя зла не держит. Бог всех прощает, но вначале прости и ты.
Я видела, как Алешка только сжал челюсть. Лицо окаменело. Человек же отвёл Валеру в сторону и о чём-то с ним разговаривал минут пять. Валера пытался возразить, но потом как-то поник. До меня только донеслись слова: «отпусти».
Что-то меня заставило отвлечься. Может Алешка, которому просто было плохо. Выглядел он побелевшим. Когда я посмотрела на Валеру, то он уже подошёл к нам, а человека в чёрных одеждах не было. Только икона со знакомым лицом. От этого стало не по себе. Вышли мы из церкви в молчание. Так и дошли до медицинского центра. Каждый думал о своём. Верить и надеяться на лучшее. Главное верить.
Узи. Женщина средних лет смотрит внимательно на монитор. Я же лежала, прикусив губу. Датчик скользит по животу, который щедро залит вазелином.
— Пол сказать? — спросила женщина.
— Что?
— Пол ребёнка будете узнавать?
— Какого ребёнка? — я тяжело сглотнула.
— У вас малыш. Пятнадцать недель. Так как?
— Да.
— Мальчик будет, — сказала она. Даже монитор подвинула, где виден был маленький человечек в сером фоне. Разглядеть лично мне было что-то сложно.
— А мне сказали, что опухоль.
— Ну, на опухоль он не похож. Может из-за того, что прикрепился в не совсем удачном месте. Сложно разглядеть. Но это точно не опухоль.
— А анализы?
— Ничего не могу сказать, но я бы их пересдала.
Сложно передать, что я тогда ощутила. Помню, что вышла из кабинета. Села около него, потому что не могла стоять и только повторяла, что это может быть ошибка.
— Марина? — Алешка не выдержал и встряхнул меня.
— Мальчик будет, — ответила я с глупой улыбкой. Валерка резко встал и вышел из медцентра. Я слышала, как он хлопнул дверью…
Впереди было ещё пересдача анализов, но я была на седьмом небе от счастья. Алешка радовался.
— Алешка, но ведь это может быть не твой ребёнок, — сказала я.
— Мой. Валерка детей иметь не может. Там осложнение было после детской болячки. Так что мой. Поэтому он так и взбесился, — сказал Алешка.
— А что теперь?
— Есть варианты? — спросил он. — Со мной останешься.
— А дальше?
— Дальше будем жить, — ответил Алешка. — Только для начала придётся подыскать жильё.
Пока Алешка пошёл решать возникшие проблемы, я вернулась домой. Валерка сидел за столом, положив голову на руки. Что-то в этой позе было такое неправильное, что сердце сжалось. Я подошла к нему.
— Мне жаль, что так получилось. Прости…
— И отпусти? — он усмехнулся. — Я сегодня уже слышал эти слова. Знаешь, мне не обидно, что это Лешка. Как это ни удивительно, но я даже рад, что родится этот ребёнок. Я знаю, что ты хотела этого. Но я не понимаю… Не из-за этого же ты ушла.
— Не из-за этого.
— Простить и отпустить, — он поднялся так резко, что отлетел стул. Один шаг. Его губы оказались на моих губах. Злость, боль и обида смешались в этом поцелуи. Ярость. Я попыталась его оттолкнуть, потому что губам стало больно. Он же лишь крепче прижал к себе. — Простить и отпустить. Что ж, лети. А я в следующий раз буду знать, как нужно целовать, чтоб не было мыслей о полётах.
— Ты не понял…
— Это ты не поняла. Уходи, Марин. Я потом тебе вещи привезу. Тебе нельзя тяжёлое таскать, поэтому уходи сейчас. А то ещё передумаешь и решишь остаться, а потом мучить будешь себя и меня. Лети, моя птичка, в огонь. Пёрышки только береги, — усмехнулся он. Это было непонятное для меня поведение. Нетипичное для него. Я испугалась и ушла.