Прости, я притворялся

– Не хочешь вина, давай выпьем чаю. Тебе нужно успокоиться, прийти в себя. И, кстати, не думай, что та сцена в прихожей что-то изменила между нами. Для меня ты по-прежнему самая лучшая, самая любимая. Мне вообще плевать на то, что у тебя было с моим братом.

Я почувствовала, как по щеке катится слеза.

– Маленькая моя, – прошептал Матвей, вытирая ее пальцами. – Я никому больше не дам тебя в обиду. Обещаю!

Захотелось уткнуться ему в грудь и зареветь от души. Но я сдержалась.

– Матвей, я лучше, правда, пойду. Мне нужно немного побыть одной, подумать обо всем как сле …

Он не дал мне закончить – накрыл мои губы поцелуем. Это было неожиданно, но я тут же оттолкнула его и отскочила на другой конец комнаты. Матвей посмотрел с досадой.

– Не надо так делать, – сказала я. – Не надо меня целовать! Я уже тысячу раз говорила: ты для меня просто друг.

Он нахмурился, сложил руки на груди.

– А с Платоном ты не была такой ледышкой. Неужели этот сухарь целуется лучше меня? Не верю!

Кровь ударила мне в лицо. Захотелось провалиться сквозь землю.

Не придумав ничего лучше, я ринулась в сторону прихожей, но Матвей преградил мне дорогу.

– Не торопись, Мия. Не лишай себя шанса нас сравнить. Уверяю, я в постели во стократ лучше Платона. У него за всю жизнь не больше трех девчонок было.

– Что ты несешь? – возмутилась я.

Глаза Матвея злобно сузились, лицо побелело.

– Что в нем есть такого, чего нет во мне? Почему с Платоном ты была такой податливой? Такой сговорчивой?

Я попыталась обогнуть его и все-таки проскочить в прихожую, но он перехватил меня, прижал к стене.

– Ты не ответила.

– Матвей, мне надо домой, – промямлила я. – Отпусти.

Он проигнорировал мое блеяние, навис сверху.

– Мия, не отталкивай меня. Я ведь, на самом деле, люблю тебя.

Он был как скала, которая вот-вот обрушится на меня, раздавит своим весом. Но я встретилась с ним взглядом и тихо, почти по слогам произнесла:

– А я тебя не люблю. Прости.

– Ты просто еще не знаешь, от чего отказываешься.

Матвей снова поцеловал меня – грубо, жестко, противно. Я не могла увернуться, а потому просто замерла. Стало страшно.

– Платон и правда лучше? – с издевкой спросил Матвей, когда наконец отодвинулся.

– Дело не в нем.

– А в чем же?

– В том, что мое сердце не ёкает в твоем присутствии.

Несколько секунд он молчал, потом – будто от боли – зажмурился.

– Сердцу не прикажешь, – добавила я. – И ты еще встретишь свою половинку. Кстати, Настя все еще тебя любит.

– К черту Настю! – сказал он и прижался лбом к моему лбу.

– Отпусти меня, – почти беззвучно прошептала я. – Пожалуйста.

Мне казалось, я сейчас задохнусь в кольце его рук. Мне хотелось на воздух.

Несколько секунд Матвей молчал, а потом, когда я уже потеряла всякую надежду на то, что он меня отпустит, отстранился, выдохнул:

– Иди.

Я выскочила в прихожую и, сунув ноги в босоножки, пулей вылетела из квартиры.

***

По дороге к дому я чувствовала себя ужасно. До меня дошло, как на самом деле жестоко я обошлась с Матвеем. Его с детства сравнивали с братом, а я той сценой в прихожей, считай, еще раз ткнула в больное место.

Но я ведь не знала, что он и Роман братья. Точней не Роман, а Платон.

Боже, в голове не укладывается все то, что Матвей рассказал!

Он прав, его семья – чокнутая, а его брат – страшный человек. Затащить меня в постель ради того, чтобы выставить перед Матвеем в ужасном свете – до этого еще надо додуматься. Даже Артем до такого не опустился. Он ограничился гнусными слухами.

Чем ближе я подходила к дому, тем хуже становилось на душе. Смогу ли я когда-нибудь еще поверить мужчине? Наверное, нет.

Я вспомнила, как Платон утром смотрел на меня, когда я проснулась, и сердце сжалось от боли. Это же надо – так убедительно притворяться. Настоящий талант!

Еще издалека я увидела, что у моего дома припаркован синий кабриолет. В душе все оборвалось.

Зачем Платон опять приехал? Для чего? Хотя, стоп! Он, наверное, и не знает еще, что мне все известно.

Сам Роман-Платон стоял на улице, привалившись к моему забору, низко опустив голову, изучал что-то в телефоне. Ну и хорошо! Прямо сейчас выскажу все, что о нем думаю.

Я решительно пошла к нему. Платон услышал шаги, поднял лицо. На щеке у него красовалась ссадина, на переносице – уродливый синяк. Я даже испугалась его вида.

– Привет! – Платон невозмутимо улыбнулся. – Почему на звонки не отвечаешь?

– Телефон дома забыла.

– А я, между прочим, волновался. – Он попытался меня обнять, но я увернулась, спросила:

– Что у тебя с лицом?

– Упал.

Я показала пальцем на его лиловый, опухший нос, уточнила:

– А это не перелом?

– Нет! Я делал рентген. Это просто ушиб. Но мне приятно, что ты за меня волнуешься.

– Осторожней надо быть, Платон. – Я интонацией выделила его имя.

Он помрачнел, вперился в меня взглядом.

– С Матвеем пообщалась?

– Как раз от него иду.

– И что он тебе сказал?

– Он сказал мне достаточно для того, чтобы больше не желать тебя видеть. Уезжай!

– И не подумаю.

– Почему? – не поняла я. – Твоя миссия выполнена. Матвей убедился в том, что я дешевка, глупая девка без руля и ветрил. Можешь со спокойной душой ехать домой, твоя девушка тебя, наверное, заждалась.