Простить и поверить (СИ)

— Давай за Галинку не чокаясь, — уже заплетающимся голосом проговорил наконец он и выпил до дна. Дима тоже отдал дань уважения усопшей и сел на свой стул. Протянул Михаилу бутерброды, но тот на них даже не взглянул. — Я же из-за Галинки и вляпался во все это, — невесело усмехнулся он и покрутил в руках стаканчик. — Деньги нужны были ей на лечение, и срочно, а я все накопленное уже на лекарства истратил. Обратился к Николаю Борисовичу, попросил в долг, а тот предложил без всякого долга заработать. «Руки, говорит, у тебя, Михайло, золотые, нам такие очень нужны». Я думал, он халтуру мне какую предложит, заранее на все согласился. А тут… такое…

Он плеснул себе коньяка не глядя и тут же осушил стакан. Дима тоже налил себе, но пить пока не стал, только внимательно посмотрел на Михаила.

— Но ты же не отказался, — напомнил он. Мишка скрипнул зубами, лицо его стало злым.

— Говорю же, деньги нужны были! — повторил, словно заговор, он. — Я бы ради Галинки почку продал, если бы знал, кто ее купит! А тут… Ну да, угнанная, но не последнюю же корову у вдовы увели! А впрочем!.. — он вздохнул и опустил взгляд в пол. — Хорошо хоть Галинка не узнала, до чего я опустился, с чистой совестью ушла. А я вот все думаю: не мне ли в наказание бог ее прибрал? Не я ли своим грехом свел ее в могилу? Я же как лучше хотел, Дмитрий Юрьич, надеялся хоть немного болезнь эту проклятую отсрочить! Галинка не хотела умирать, и мне все время говорила, что не хочет, что не может меня одного оставить, что должна остаться и заботиться обо мне!..

В его голосе звучала такая боль и отчаяние, что Дима хлебнул из стаканчика, разгоняя навалившуюся было безнадегу. Он тоже считал себя виноватым в смерти матери и ее слишком раннем уходе. Понятно, что ее сердце еще отцовская гибель подточила, но Дима своими вечными приключениями явно не одну рану на нем оставил. Еще и Кирюху подкинул, которого сам должен был воспитывать. И пусть мать никогда словом не обмолвилась о том, что ей тяжело с внуком, Дима не мог себе простить того, что и в момент ее второго инфаркта его не было рядом. И что в этот раз ей уже никто не помог…

Он вздохнул с горечью, а Михаил, бросив на него быстрый взгляд, взял бутылку и разлил остатки поровну.

— Давай и твои потери, Дмитрий Юрьич, помянем, — предложил он. — Их нельзя забывать. Они нас из того мира направляют и беды отводят. Знаешь, сколько раз я за эти два месяца на волоске был? Пальцев на руках не хватит. Но Галинка даже оттуда заботится. Спасибо тебе за это, родная! За все спасибо!

Он влил в себя последние капли коньяка и замер, уронив голову ниже плеч. Дима, мысленно сказав матери несколько добрых слов, опорожнил стаканчик и поставил его на стойку. В голове начинало шуметь, и говорить дальше не хотелось. Собственно, Дима получил подтверждение своим подозрениям и мог теперь разрабатывать план по спасению Ленкиного сервиса с опорой на твердую почву. Но Михаил неожиданно встрепенулся и тряхнул явно тяжелой головой.

— Слышь, Дмитрий Юрьич, тебе, может, помощь какая нужна? — поинтересовался он, снова удивляя Диму.

— Какая помощь? — даже переспросил он. Михаил передернул плечами.

— Я почем знаю? — сердито выдохнул он. — Ты же свое расследование явно не из одного любопытства затеял. Николая Борисыча собираешься на чистую воду выводить? Чтобы Елену Владимировну защитить?

Это были опасные вопросы, на которые Дима не имел права отвечать даже едва шевелящему языком Михаилу. Черт его знает, как он понял все эти вещи, но пока еще можно было сбить его с толку…

— А ты намерен и дальше с ним в одной упряжке? — раздраженно поинтересовался Дима. — Ты же нормальный мужик, Миш, тебя же воротит от всего этого! Ну ладно, в первый раз жене хотел помочь! А теперь какого лешего продолжаешь?! Легкие деньги понравились?! Или все же есть оправдания?!

Михаил повернул голову и долго смотрел на него полуприкрытыми глазами. Потом встал и, пошатываясь, побрел куда-то от стойки. Дима подался было за ним, но потом только откинулся на спинку стула и заложил руки за голову. Как же бездарно он промотал бутылку дорогущего коньяка! А завтра станет еще более стыдно, когда нечем будет порадовать Лену, столь много надежд возлагавшую на его сообразительность. Вот он и сообразил на двоих. И что дальше?

Сбоку послышались неуверенные шаги, а следом появился и сам Мишка — с початой бутылкой водки и какими-то бумажками в другой руке. Эти бумажки он и выложил перед Диминым носом на стойку, шлепнув по ним ладонью.

— Вот мои оправдания, Дмитрий Юрьич! — сообщил он и одним движением отвинтил у бутылки крышку. — Ни копейки себе не взял, можешь посчитать! А совесть все равно покоя не дает. Елена-то Владимировна человеком оказалась, душевным моим состоянием озаботилась, пацана мне в ученики предложила, чтобы я конченым себя не чувствовал, а я здесь, под ее крышей, ей же и гажу!..