Простите меня, птицы

Круглогодично с его участка слышались птичьи голоса подобранных им или принесённых ему раненых птиц, от утиного «Кря-кря» до воробьиного «Чик-чирик». Через лет десять Митин участок превратился в кусочек леса. Сорок девять разных деревьев радостно шелестели своей листвой, зазывая птиц на гнездованье. Всем был хорош этот птичий рай. Только не было забора у Мити – так колышки торчали по границе участка. Не было у Мити – птахи на строительство забора ни денег, ни сил. И местные расплодившиеся кошки частенько наведывались до птичек.

И как Митя их не гонял, бывало, поймают и съедят пару-тройку птичек. Что творилось в такой день с Митей. Он сидел над очередной кучкой перьев и просто плакал. Опять приговаривая свои слова: «Простите меня, птицы», беря всю вину, за сделанное кошками, на себя.

Напротив, через дорогу от Мити, жила богатая семья.

Каменный высокий забор, железные автоматические ворота, трёхэтажный дом – всё говорило о богатстве.

На выходные съезжалась целая куча джипов и других дорогих машин. Однажды приехали машины, и из одной вышел маленький мальчик лет девяти.

Все вокруг радостно переговаривались, а богатые родители этого мальчика были грустны.

Мальчик был больной. Он был мальчик – молчун.

С рождения не разговаривал, не смеялся, был хмурый и обособленный. Родители не отходили от него ни на шаг, выполняя его желания по жестам или мычанию, которое он издавал.

Всё было как всегда, но неожиданно из-за каменного забора донеслись многочисленные крики:

«Сергей, Сергей, Серёженька». Потерялся мальчик-молчун.

Он выскочил незаметно за ворота, когда заезжала очередная машина.

Вся эта богатая гвардия высыпала за ворота для начала поисков.

И уже собирались звонить чуть ли не в генштаб МЧС.

Но проходя мимо Митиного дома, вдруг услышали мальчишеский смех. Перейдя колышки и пробираясь сквозь кустарник и деревья по Митиному участку, они вышли на полянку с лавкой, где увидели мальчика, сидевшего с Митей.

Они бросали зерно и весело смеялись, смотря на птиц, как они клюют, расталкивая друг друга у кормушек.

«Папа, мама, – кричал мальчик, – это хороший дядя, мы кормим птиц».

Отец мальчика подошёл тихо к Мите и сказал:

– Проси, что хочешь.

– Забор, – коротко ответил Митя.

Через две недели вокруг Митиного участка красовался двухметровый забор из гофрированного железа, от земли, да ещё сверху с загибом наружу, чтоб кошки не залезли. Впереди забора выделялись железные калитка и ворота.

Раз в году, по весне, к Мите заезжал бывший мальчик-молчун с родителями, привозили ему три мешка зёрен пшеницы. Мите этого хватало на сезон. Так Митя и жил. Если кто птицу раненую найдёт, знали – Митя-птаха выходит, и несли к нему.

Умер Митя в мае. Его нашли в саду на своей лавке. В руках пшено, вокруг птицы. Ему было шестьдесят три года. Шесть плюс три равно в сумме девять. Птицы простили его. Хоронил его взрослый мальчик – молчун, он же выкупил Митин участок и оставил его неизменным – просто лес, а в нём – просто птицы, как хотел Митя.