Просто жизнь

— Завтра вас на квартиру определю, — сказал Василий Иванович. — А пока ко мне прошу — откушать и переночевать.

— Прямо сейчас на квартиру нельзя? — Ветлугину не терпелось выложить книги, повесить на плечики новый костюм, в котором он решил ходить на работу.

— Сегодня никак. В школьной машине мотор разобрали, а на руках вашу поклажу, — Василий Иванович ткнул пальцем в направлении крыльца, где остался ящик с книгами, — не донесешь.

— Неужели школа даже машину имеет? — удивился Ветлугин.

— Полуторка у нас. В позапрошлом году ее списали, хотели на свалку отправить, но я уговорил районные власти школе отдать. Полгода вместе с шофером в моторе копался. — Директор помолчал и с гордостью добавил: — Даже в колхозе машины нет — только у нас!

Ветлугин решил побольше узнать о своем жилье.

— Наверное, в школьном доме буду жить?

Василий Иванович помолчал, обдумывая ответ.

— Школьный дом двум незамужним учительницам отдан. На частной квартире место вам приготовлено. Далековато от школы, но дом чистый и комната большая.

— Детей много?

— Четверо. Хозяйка — приезжая.

— Приезжая?

Василий Иванович кивнул.

— Про бандеровцев слышали?

— Еще бы!

— Ее муж, говорят, до сих пор в бункере скрывается. Таких в нашем селе сто семей. Третий год с ними соседствуем.

— И никаких эксцессов?

— Чего?

— Не шалят, спрашиваю?

Василий Иванович сузил глаза.

— У нас не пошалишь. Почти все село — промысловики. Я тоже ружьишко имею. В свободное время люблю, грешным делом, по тайге побродить. Сами-то не увлекаетесь?

— Нет. Вряд ли смогу убить животное или птицу.

— Че-пу-ха! На войне были. Значит, и стреляли, и убивали.

— Война совсем другое дело, — возразил Ветлугин.

Василий Иванович помолчал и сказал:

— Нам без охоты никак нельзя. Во время войны мои односельчане не очень-то бедствовали — тайга корм давала.

— Там, — Ветлугин сделал неопределенный жест, — голодновато было.

— Даже в Москве?

— Бесперебойно только хлеб выдавали.

— А у нас с ним до сих пор морока. — Василий Иванович кашлянул и сразу добавил: — Но учителей это не касается! Через день по буханке выдают: такое распоряжение оттуда, — он ткнул пальцем в потолок, — поступило.

Уже были отменены карточки. Москва снабжалась продовольствием — грех жаловаться, а на периферии — Ветлугин убедился в этом, пока ехал, — не хватало ни хлеба, ни мяса, ни сахара. На станциях к вагону-ресторану подбегали люди, нарасхват покупали вафли, черствые булочки, консервы. Еще в поезде Ветлугин понял, что директор вагона-ресторана и официантки живут по-царски: он был похож на борова, а они носили дорогие серьги и кольца.

— С другими продуктами как?

— С голоду не помрете, — обнадежил Василий Иванович. — Обедать в чайной можно, а к хлебу будете прикупать молочко, яички. Он помолчал и добавил: — Но если откровенно, хреновато у нас и с продуктами, и с промтоварами. Мы, местные, в сельмаге только соль, табак и вино берем — с приусадебных участков кормимся. Ну и, конечно, тайга.

Солнечные пятна переместились на выбеленную известью стену. Директор покосился на разбитое окно, подергал двери и, убедившись, что они заперты, сказал:

— Пошли!

2

В краевом отделе народного образования утверждали, что село это большое. Но Ветлугин даже не представлял, что оно такое огромное. Шел и удивлялся.

— Шестьсот пятьдесят дворов! — похвастал Василий Иванович. — Из конца в конец, прикидывал, километров семь будет.

— Разве это расстояние не подсчитано?

— Кому это нужно? Места привольные — стройся где хочешь.

Правление колхоза, сельсовет, медпункт, чайная, сельмаг, клуб, почта, сберкасса были расположены на большаке — главной улице села. Названия она не имела, как, впрочем, и все другие улицы, переулки, тупички. Василий Иванович жил в той части села, где речка, обогнув сопку, разливалась, спокойно текла в широкой пойме, вся в солнечных бликах. К ней спускались огороды: ласково светились розовые бока помидоров, капуста раскинула похожие на лопухи листья.

— А садов нет, — подумал вслух Ветлугин.

— Не плодоносят, — нехотя объяснил Василий Иванович. — До войны разводили, но пришлось вырубить. А ягодники — малинка, крыжовник — имеются. Иногда родят, иногда нет.

На берегу, словно маленькие дзоты, темнели баньки.

— Сейчас велю истопить, — сказал Василий Иванович.

Ветлугин подумал: «От жары и так спасенья нет».

— В речке искупаюсь.

— Только пыль смоете.

В крестьянских банях Ветлугин мылся раза три или четыре. Никакого удовольствия не получил: жарко, душно, угарно, да и воды маловато.

— К речке пойду! — твердо сказал он.

— Как желаете.

Директорская изба — солидная, в четыре окна, — выделялась среди других своей неухоженностью: ставни скособочены, плетень расшатан, калитку, чтобы открыть, пришлось приподнять.

— Все недосуг, — сказал Василий Иванович. — С утра до вечера в школе.

Анна Григорьевна, хозяйка дома, прежде чем подать Ветлугину руку, торопливо вытерла ее о фартук.

— Мне уже сообщили, что вы приехали. В нашем селе новости быстро расходятся.

Ветлугин удивился, когда выяснилось, что эта грузная, почти квадратная женщина с широкоскулым лицом крестьянки тоже учительница.