Более того, голосование не обеспечивает правительству и надежной обратной связи по поводу качества его работы. Избиратели наказывают должностных лиц за недавние события, которые те едва ли могли предотвратить, например за макроэкономические кризисы или террористические акты, и даже за те, которые вообще не поддаются контролю: засухи, наводнения и атаки акул. Многие политологи пришли сейчас к выводу, что избиратели трезво осознают, насколько астрономически мала вероятность того, что их голоса повлияют на исход выборов, и уделяют внимание работе, семье и отдыху вместо того, чтобы заниматься политическим самообразованием и тщательно взвешивать, за кого проголосовать. Они используют бюллетень как средство самовыражения и голосуют за кандидата, которого считают похожим на себя и отстаивающим интересы людей вроде них.
Таким образом, вопреки распространенному убеждению, будто выборы – это квинтэссенция демократии, выборы – только один из механизмов ответственности правительства перед управляемыми, и притом не всегда созидательный. Когда выборы представляют собой соревнование между кандидатами в деспоты, конкурирующие фракции осознают, что победа противника не сулит им ничего хорошего, и пытаются с помощью запугивания оттеснить друг друга от избирательных урн. К тому же авторитарные лидеры могут освоить искусство использовать выборы в своих интересах. Последний писк моды среди диктатур называется соревновательным, электоральным, клептократическим или этатистским авторитаризмом[599]
. (Прототип тут – путинская Россия.) Такие лидеры пользуются внушительными возможностями государства, чтобы подавлять реальную оппозицию, учреждать подсадные оппозиционные партии, толковать факты в свою пользу через контролируемые государством СМИ, манипулировать правилами проведения выборов и учета избирателей, а также подделывать результаты самого голосования. (При всем том электоральный авторитаризм вовсе не является неуязвимым – цветные революции уже покончили с несколькими из таких режимов.)Если в деле защиты идеалов демократии нельзя рассчитывать ни на избирателей, ни на избранников, почему же тогда она относительно неплохо работает – почему это худшая форма правления, за исключением всех прочих, которые мы пробовали, как говорил Черчилль? В своей книге «Открытое общество и его враги» (The Open Society and Its Enemies, 1945) философ Карл Поппер доказывал, что демократию нужно понимать не как ответ на вопрос, кто должен править (ответ: народ), но как способ отстранять от власти плохих лидеров, не проливая крови[600]
. Политолог Джон Мюллер расширяет это представление с Судного дня бинарного выбора до непрерывно действующей системы обратной связи. Основа основ демократии, предполагает он, – свобода выражать недовольство: «Она возникает, когда народ фактически соглашается не использовать для смены власти насилие, а власть оставляет за народом право пытаться низложить ее любыми другими способами»[601]. Мюллер объясняет, как это может работать:Если у граждан есть право жаловаться, подавать петиции, создавать организации, протестовать, устраивать демонстрации и забастовки, угрожать эмиграцией или выходом из состава федерации, кричать, публиковать, вывозить капитал, выражать недоверие или лоббировать свои интересы в кулуарах, правительство будет склонно реагировать на крики недовольных и назойливость лоббистов: таким образом, оно неизбежно станет отзывчивым, то есть будет обращать на граждан внимание вне зависимости от того, проводятся сейчас выборы или нет[602]
.Хороший пример – борьба женщин за свои избирательные права: они по определению не могли проголосовать, чтобы наделить себя правом голоса, но добились этой цели другими средствами.
Контраст между неприглядной реальностью демократии и ее идеализированным образом ведет к непрерывному крушению иллюзий. Джон Кеннет Гэлбрейт как-то обронил, что, если вы хотите заключить выгодный договор с издательством, просто назовите свою книгу «Кризис американской демократии». Анализируя пройденный человечеством путь, Мюллер пришел к выводу, что «при демократии неравенство, раскол, равнодушие и невежество являются нормой, а не чем-то ненормальным, и достоинство этой формы правления в значительной степени состоит в том, что она работает, несмотря на все эти свойства или, в каком-то немаловажном смысле, благодаря им»[603]
.