Просвещение продолжается. В защиту разума, науки, гуманизма и прогресса

Давайте согласимся, что жители развитых стран не так счастливы, как должны бы быть, учитывая фантастический прогресс в уровне достатка и свободы. Но неужели же они не стали хоть чуточку счастливей? Неужели их жизнь настолько пуста, что они массово решают с ней покончить? Неужели они стали жертвами эпидемии одиночества вопреки умопомрачительному числу возможностей наладить друг с другом контакт? Неужели, предвещая недоброе будущее, молодое поколение парализовано депрессией и психическими заболеваниями? Как мы сейчас убедимся, ответом на каждый из этих вопросов будет категорическое «нет».

Бездоказательные стенания о скорбной людской юдоли – профессиональное заболевание социальных критиков. В своем классическом произведении «Уолден, или Жизнь в лесу» (Walden; or, Life in the Woods, 1854), Генри Торо писал: «Большинство людей ведет безнадежное существование»[772]

. Непонятно, откуда мог об этом узнать затворник, живущий в хижине у пруда, учитывая, что большинство людей придерживается другого мнения. Отвечая на вопросы Всемирного обзора ценностей, 86 % опрошенных утверждали, что «скорее счастливы» или «очень счастливы», а типичный респондент Исследования мирового счастья (World Happiness Report), проведенного в 2016 году в 150 странах, помещал себя в верхнюю половину шкалы от несчастья к счастью[773]. Торо стал жертвой «разрыва в оптимизме» (иллюзии «у меня все хорошо, но у других все плохо»), который в вопросах счастья превращается в настоящую пропасть. Жители всех стран недооценивают долю соотечественников, считающих себя счастливыми, ошибаясь в среднем на 42 %[774]

.

Но что можно сказать насчет исторической динамики счастья? Истерлин сформулировал свой интригующий парадокс в 1973 году, за несколько десятилетий до эпохи больших данных. Сегодня у нас на руках гораздо больше фактов о счастье и благосостоянии, и мы можем обоснованно утверждать, что парадокса Истерлина на самом деле не существует. Не только богатые люди в конкретной стране счастливее бедных, но и жители более богатых стран в целом счастливее прочих, а если страна становится богаче, ее жители становятся счастливее. Это стало понятно благодаря нескольким независимым исследованиям, в том числе работам Ангуса Дитона, Всемирному обзору ценностей и Исследованию мирового счастья[775]. Мне особенно импонирует анализ, проведенный экономистами Бетси Стивенсон и Джастином Уолферсом; полученные ими результаты легко суммировать графически. На рис. 18–1 показано соотношение средней удовлетворенности жизнью и среднего дохода (отложенного на логарифмической шкале) в 131 стране, каждая из которых представлена точкой; стрелкой, проходящей сквозь точку, представлена зависимость удовлетворенности жизнью от дохода для граждан каждой из этих стран.

РИС. 18–1.Удовлетворенность жизнью и доход, 2006

Источник: Stevenson & Wolfers 2008a, fig. 11, на основании данных Всемирного опроса Гэллапа 2006 года

Ряд закономерностей просто бросается в глаза, и прежде всего – отсутствие межгосударственного парадокса Истерлина: облако точек вытянуто вдоль диагонали, а значит, чем богаче страна, тем счастливее в среднем ее граждане. Не забывайте, что шкала дохода логарифмическая; на линейной это облако слева резко поднималось бы вверх, выравниваясь по мере продвижения вправо. Это значит, что несколько лишних долларов дают жителю бедной страны намного больше счастья, чем жителю богатой, и чем богаче страна, тем больше денег нужно людям, чтобы стать еще немного счастливее. (Отчасти поэтому и возник парадокс Истерлина: данные того времени были очень шумными, и заметить относительно небольшой прирост счастья в правой части диапазона доходов было сложно.) Но какую шкалу ни используй, результирующий график никогда не выравнивается полностью, как случилось бы, если люди нуждались бы лишь в некоем минимальном доходе, соответствующем их базовым нуждам, и ничто сверх того не могло бы сделать их счастливее. В том, что касается счастья, Уоллис Симпсон с ее максимой «Нельзя быть слишком богатой или слишком худой» была наполовину права.