Просвещение продолжается. В защиту разума, науки, гуманизма и прогресса

Ответ на первый вопрос: неверно. Если бы это было правдой, растаявший лед заставлял бы кока-колу перелиться через край стакана. А вот ледовые массивы, покрывающие сушу, например Гренландию и Антарктиду, растаяв, действительно поднимут уровень Мирового океана. Те, кто верит в изменение климата, отвечали на эти вопросы не лучше тех, кто в него не верит; то же самое касалось и тестов на общую научную грамотность. Многие из испытуемых, согласных с теорией антропогенного изменения климата, считают, например, что причина глобального потепления – озоновая дыра или что его можно смягчить, расчистив свалки токсичных отходов

[1049]. Предсказать, будет ли человек отрицать существование антропогенных климатических изменений, помогает не научная грамотность испытуемого, а его политическая ориентация. В 2015 году только 10 % консервативных республиканцев согласились с утверждением, что среднемировая температура на Земле растет в результате деятельности человека (57 % вообще отрицали, что Земля нагревается). Доля согласившихся среди умеренных республиканцев равнялась 36 %, среди беспартийных избирателей – 53 %, среди умеренных демократов – 63 %, а среди либеральных демократов – 78 %[1050]

.

В своем переворачивающем все прежние представления анализе роли разума в публичной сфере правовед Дэн Кахан утверждает, что определенные убеждения становятся символами преданности той или иной культуре. Люди придерживаются или отрицают их, чтобы выразить не то, что они знают, а то, кем они

являются[1051]

. Мы все идентифицируем себя с какими-то группами или субкультурами, каждая из которых лелеет собственную веру в то, что нужно человеку для счастья и как должно быть устроено общество. Все разнообразие этих верований можно расположить на плоскости, образованной двумя осями координат. Одна из них противопоставляет одобрение естественной иерархии, свойственное правым, стремлению к искусственному эгалитаризму, характерному для левых (этот параметр измеряется согласием с утверждениями вроде «Нам нужно значительно сократить неравенство между бедными и богатыми, белыми и людьми с другим цветом кожи, мужчинами и женщинами»). Вторая ось тянется от либертарианской тяги к индивидуализму до коммунитаристской или авторитарной приверженности общественной солидарности (измеряется согласием с утверждениями типа «Правительство должно ограничивать свободу индивидуального выбора ради блага всего общества в целом»). Конкретное убеждение, с учетом того, как оно сформулировано и кто его одобряет, может стать краеугольным камнем, паролем, девизом, священной ценностью или присягой в верности одной из таких идеологических группировок. Сам Кахан объясняет это так:

Люди расходятся во мнениях по поводу климатических изменений не потому, что ученые как-то непонятно их описывают. Все дело в том, что отношение людей к климатическим изменениям выражает их ценности – заботу об общих интересах или индивидуалистическую самодостаточность, скромную самоотверженность или решительную погоню за выгодой, смирение или смекалку, гармонию с природой или господство над ней – и таким образом определяет их положение относительно культурных водоразделов[1052].

Ценности, разделяющие людей, определяются еще и тем, каких врагов они винят в бедах общества: жадные корпорации, элиты, утратившие связь с простым народом, сующих свой нос куда не надо бюрократов, лживых политиканов, неотесанное быдло или – сплошь и рядом – этнические меньшинства.

Кахан замечает, что склонность считать собственные убеждения клятвой верности, а не непредвзятой оценкой, в каком-то смысле рациональна. Если человек не входит в узкий круг влиятельных людей, лидеров общественного мнения и руководителей, принимающих решения, его мнение по вопросу глобального потепления или эволюции ситуацию почти наверняка не изменит. Зато оно может серьезно изменить отношение к нему его социального окружения. Выскажешь не то мнение по политизированному вопросу, и тебя в лучшем случае сочтут человеком «со странностями» или туповатым, а в худшем – предателем. А когда люди живут и работают в кругу таких же, как они сами, а сплоченные группировки ученых, предпринимателей или верующих определяют себя через левые или правые установки, давление становится еще более сильным. Если ученый или политик, заработавший себе репутацию, отстаивая мнение родной фракции, переметнется на другую сторону, он совершит карьерное самоубийство.