Просвещение продолжается. В защиту разума, науки, гуманизма и прогресса

СМИ, в свою очередь, могли бы присмотреться к той роли, которую они сыграли в превращении политики в вид спорта, а публичным интеллектуалам и политическим обозревателям стоит с огромной осмотрительностью принимать решения о своем участии в таких соревнованиях. Доживем ли мы до того дня, когда популярные колумнисты и телекомментаторы перестанут демонстрировать свою политическую ангажированность и начнут формулировать аргументированное мнение по конкретным вопросам; дня, когда слова «Вы просто повторяете левую (или правую) позицию» начнут восприниматься как убийственно неприемлемый полемический довод; дня, когда люди (особенно ученые) станут реагировать на вопросы типа «Снижают ли преступность меры по ограничению права на владение оружием?» или «Повышает ли безработицу существование минимального размера оплаты труда?» фразой «Подождите, мне нужно взглянуть на свежий метаанализ», а не готовыми формулами, зависящими от их политической ориентации; дня, когда левые и правые авторы прекратят вести дебаты в «чикагском стиле» («Они достают ножи, вы – пистолеты. Они отправляют одного из ваших людей в больницу, вы отправляете одного из них в морг») и возьмут на вооружение тактику «постепенных обоюдных инициатив по разрядке напряженности» (сделать маленький шаг навстречу, пригласив противника ответить тем же)?[1150]

До этого счастливого дня нам еще далеко. Целительное влияние рациональности, которая выявляет изъяны в рассуждении и исправляет их с помощью образования и критики, – дело небыстрое. Чтобы наблюдения Фрэнсиса Бэкона о том, что нельзя делать далеко идущих выводов из единичных фактов и путать корреляцию с причинностью, стали второй натурой для любого человека с научным образованием, потребовались века. Почти пятьдесят лет понадобилось открытым Тверски и Канеманом когнитивным искажениям, в том числе эвристике доступности, чтобы о них узнала широкая публика. Мысль, что самой коварной из современных форм иррациональности является политический трайбализм, все еще свежа и малоизвестна. Более того, искушенные мудрецы могут быть подвержены этому недугу в той же мере, что и все остальные. Однако можно надеяться, что с ускорением темпов всего и вся средства от него не заставят себя ждать так долго.

Сколько бы времени нам ни потребовалось, мы не должны допустить, чтобы существование когнитивных и эмоциональных искажений или засилье иррациональности на политической арене оттолкнули нас от выработанного эпохой Просвещения идеала неустанного стремления к разуму и истине. Если мы с вами способны выявлять механизмы иррациональности в мышлении человека, значит, нам известно и что есть рациональность. А так как мы с вами

не особенно отличаемся от всех остальных, то и они тоже должны быть хотя бы отчасти способны к рациональному рассуждению. В самой природе разума заложена способность мыслящего в любой момент сделать шаг назад, осмыслить изъяны своего мышления и найти разумный способ их обойти.

Глава 22

Наука

Если бы нас попросили назвать самое славные свершения рода человеческого – допустим, если бы мы участвовали в межгалактическом конкурсе хвастунов или держали ответ перед Всевышним, – что бы мы сказали?

Мы могли бы похвалиться историческими триумфами в сфере прав человека, например отменой рабства и разгромом фашизма. Но какими бы вдохновляющими ни были эти победы, это, по сути, преодоление препятствий, возведенных нашими же руками. Хвастаться ими так же странно, как, составляя резюме, вписать в графу «достижения» избавление от героиновой зависимости[1151].

Без сомнения, мы упомянули бы шедевры искусства, музыки и литературы. Но можно ли рассчитывать, что разумное существо с мозгом и жизненным опытом, совершенно непохожими на наши, сможет по достоинству оценить произведения Эсхила, Эль Греко или Билли Холидей? Возможно, существуют некие универсальные понятия о красоте и смысле, выходящие за рамки конкретной культуры и способные отозваться в любом разумном существе – мне хотелось бы так думать, – но этот вопрос почти неразрешим.

Однако есть область, завоеваниями которой мы без зазрения совести можем похваляться перед любым судом разума, и имя ей наука. Сложно представить разумное существо, которое не испытывало бы любопытства к миру, в котором оно обитает, а наш вид это любопытство в значительной мере удовлетворил. Мы немало понимаем в истории нашей Вселенной и в силах, которые ею движут, в том, из чего сделаны мы сами, в происхождении и механике жизни, включая жизнь психическую.