Просвещение продолжается. В защиту разума, науки, гуманизма и прогресса

Из предыдущей главы мы знаем, что глумление над наукой в политической дискуссии прежде всего касается острых тем: абортов, теории эволюции и глобального потепления. Но пренебрежение к общепринятым в науке воззрениям переросло в более широкую демонстративную невежественность. Член Палаты представителей от Техаса Ламар Смит, председатель Комитета по науке, космосу и технологиям, осуждал Национальный научный фонд не только за изучение изменения климата (которое он считает заговором левых), но и за темы прошедших экспертное рецензирование грантов, которые он высмеивал, выдергивая из контекста (например: «Как федеральное правительство объяснит трату 220 000 долларов на изучение фотографий животных в журнале National Geographic?»)[1156]

. Он пытался лишить фундаментальные исследования государственной поддержки, предложив поправку, согласно которой Национальный научный фонд мог финансировать лишь исследования, содействующие «национальным интересам», таким как оборона и экономика[1157]. Но наука не знает государственных границ (как заметил Чехов, «национальной науки нет, как нет национальной таблицы умножения»), а ее способность содействовать чьим-либо интересам определяется ее опорой на фундаментальное понимание реальности[1158]

. В основе системы глобального позиционирования GPS, например, лежит теория относительности. Терапия рака стала возможной благодаря открытию двойной спирали ДНК. Разработчики искусственного интеллекта позаимствовали концепции нейронных и семантических сетей у специалистов по когнитивистике и наукам о мозге.

Но глава 21 подготовила нас и к тому, что науку атакует левый фланг политического спектра. Именно левые раздували панику по поводу перенаселения, ядерной энергетики и генно-модифицированных организмов. Научному анализу интеллекта, сексуальности, насилия, воспитания и предубеждений мешали самыми разными способами, от подтасовки вопросов анкет до травли исследователей, не готовых подчиниться господствующим установкам политической корректности.

~

Но в оставшейся части этой главы я сосредоточусь на более глубинной враждебности к науке. Многие интеллектуалы возмущены экспансией науки в традиционные сферы гуманитарного знания, такие как политика, история и искусство. Не менее ожесточенной оказывается и реакция на вторжение научного образа мысли в области, где прежде господствовала религия: авторы, лишенные и тени веры в Бога, отстаивают мнение, что ученым не подобает высказываться по вечным вопросам. В важнейших высоколобых журналах научных выскочек регулярно обвиняют в детерминизме, редукционизме, эссенциализме, позитивизме и в самом страшном преступлении под названием «сциентизм».

Это негодование разделяют и правые, и левые. Типичный пример нападок слева можно найти в статье историка Джексона Лирса, опубликованной в журнале The Nation

в 2011 году:

Позитивизм опирается на редукционистское убеждение, что все во Вселенной, не исключая и поведения человека, можно объяснить, описывая измеримые, детерминированные физические процессы… Позитивистская аксиоматика стала эпистемологической основой социал-дарвинизма и вульгарно-эволюционных представлений о прогрессе, а также научного расизма и империализма. Все эти течения слились в евгенике – доктрине, согласно которой условия жизни человека можно улучшить и со временем довести до идеала посредством селективного выведения «приспособленных» и стерилизации или уничтожения «неприспособленных». Каждый школьник знает, что случилось потом: катастрофы XX века. Две мировые войны, методичное истребление невинных в беспрецедентных масштабах, распространение невообразимо разрушительного оружия, локальные войны на окраинах империй – все эти события в той или иной мере включали практическое приложение научного знания в форме передовых технологий[1159].

Позицию правых в 2007 году изложил в своей речи Леон Касс, советник президента Джорджа Буша-младшего по биоэтике: