Протей, или Византийский кризис

Тимон точно не хотел смотреть «Лебединое озеро» и лучше всех знал, сколько и чего добавит прокурор, Колыбелина Матрена Порфирьевна, ясное солнышко императорской юстиции. И сказал самое заветное:

— Чайку бы попить сейчас. С медом. Лучше диким…

Тут обалдел скарбник:

— И ничего, кроме чая?

— Да нет, хотя меду тоже бы… Или уж нет, на худой конец…

Над костерком откуда-то появился кипящий котелок. Через минуту скарбник протянул генералу горячую жестяную кружку, от которой на весь лес пахло дымом и медом.

— Ну пей, коли так… И я с тобой за компанию…

Кружки себе скарбник не сотворил, он пил из берестяного туеска. Громко прихлебывал, больше ни о чем не говоря. Оба долго пили чай.

Наконец лесовик снизошел и стал сам расспрашивать Тимона: кто таков, да что в чащобах забыл, да женат ли, да есть ли дети, да справная ли хата, да кому служит. Генерал по возможности старался не врать, ему ли было не знать, как легко обмануть полиграф. Похоже, как раз этого не умел скарбник, не было детекторов лжи до первой мировой в донских шахтах, да и скрывать, что квартира у него хорошая, дочек две, а служит он царю — смысла не было. Он долго и подробно описывал все, что мог, но на вопрос — что он тут делает — ответить так и не сумел. Но Шубин оказался проницательней, чем казалось сначала.

— Да ты никак в харчевне надумал бывать. Неужто дорогу знаешь?

Врать было опасно.

— Угу.

— Дорогу сам находишь? Проходить умеешь?

— У меня сторож там…

— А, это твой дурак? У него под порогом Род спит, а он и не знает.

— Какой род?

— Род! Тот, которого род в этом доме жил. Хозяев в расход вывели, а Род под порогом заснул, глаза нелюдям отвел, дом уберег. Ходил к нему весной, помолчали вместе. Хороший он, Род, только и дела ему, что беречь дом и вход. А, так ты про вход в другой день знаешь?

Скарбник знал про вход в «запасной мир» Кассандровой Слободы.

Тимон, глава службы безопасности империи, обнаружил утечку чуть ли не главной тайны российского императорского дома. Знал тайну второго выхода, которая охранялась пуще, чем здоровье царя и предиктора. Все, что он мог сделать, — попытаться обратить ситуацию на обратную, минус на плюс.

— Ты, Шубин, того, а ты там бывал?

— Я-то?.. К зверям хожу иной раз. Спокойные там, добрые. Люди есть ваши, но обратно не ходят, так понимаю, не умеют. Но там мир особый. Тому миру люди чужие, он их только терпит. Вот как я тебя. Или как ты меня, чего уж. Пользы нам изводить друг друга никакой. А если миром, так и чаю вот попить можно. Или покурить. Ты что не куришь?..

— Не привык как-то. В семье не курят.

— А, ну ладно. А старые монеты ты как?

Тимон вспомнил про теневого банкира.

— Очень их люблю, только денег на них много нужно, а у меня дочки. И времени тоже надо много, изучать их.

Насчет денег — в конце концов, это была правда. Своих денег он на это не тратил и нужды не было, а до ведомственных скарбнику нет дела. Золотой запас у государя стерегут совсем другие скарбники, казначеи называются. А что касается старых монет — Тимон всегда предпочитал новые и даже электронные.

Скарбник сунул руку в догорающий костер, поискал, вынул большую медную, почти зеленую монету. Положил в ладонь генералу. Чей профиль на ней — понять было невозможно. На реверсе обозначался непонятный треугольный крючковатый знак.

— Ты вот что, — сказал Шубин, — ты это береги. Будет что нужно или поговорить захочешь, постучи вот этим в стену вот так, — он простучал по своему же, похоже каменному, ногтю, — я приду. Может, я не самый веселый собеседник, но повидал кое-что…

…Вот именно этим способом и вызвал только что генерал Тимон Аракелян Шубина. И надеялся, что сегодня этот Шубин добрый. Потому как злой Шубин мог и потолок обвалить. Но приходилось идти на риск: потолок мог рухнуть без всякого Шубина.

— Ты кури, не стесняйся. Жарко только очень…

— К грозе, сам чувствую. Суставы ноют. Ой, чувствую, не про погоду ты со мной говорить хочешь.

— Да уж точно не про погоду. Как раз про клады, про главное твое.

— А что надо? Если немного, то могу…

— Нет, Шубин, нет. Я за консультацией. Ты скажи, греческих монет по кладам много лежит?

Скарбник задумался.

— Пожалуй, почти вовсе нет. Так, на клад монетка-две. И то только в самых старых. А вот в прошлом на Дону, там бывали. Там в прошлом лет за тысячу, считай, одни только греки и жили. Еще хазары, но и у тех в кладах половина всегда византийская. Странные такие монеты, больше вогнутые, зачем такое — не знаю, а видно бывало сразу, кто чеканил. И совсем старые были — в Тиритаке чеканенные, в Икарии, в Афинеоне. Таких и по музеям нынче нет. А старые клады там беречь давно некому, как в ту войну весь Дон оголили от нас, так и заменить некем, мы ж рождаемся сам знаешь как редко, хоть и долго живем.