Протест прокурора. Документальные рассказы о работе прокуроров

Звоню в институт судебной медицины, прошу прислать опытного эксперта. Назавтра он у меня в кабинете. Даю ему фотографию.

— Скажите, профессор, с такими ранами медицина в состоянии справиться?

Эксперт долго и с интересом смотрит на фотографию.

— В принципе — да. Но это, если бы рядом по счастливой случайности оказался хирургический стол.

— Тогда вопрос конкретнее: можно ли по этой фотографии сделать суждение о времени наступления смерти после нанесенного ранения?

Эксперт вновь углубился в изучение фотографии. С ответом не спешил, вертел снимок и так и эдак. Потом вздохнул, положил фотокарточку на стол и сказал:

— Лучше бы, конечно, делать такие суждения не по фотографии, а по трупу.

— Потерпевший похоронен год назад. Даст ли сейчас результаты эксгумация трупа?

— Нет, теперь уже нет.

— Тогда давайте говорить о фотографии. Так как же?

— Рана, конечно, очень серьезная, разрушения большие. Но на фотографии недостаточно проработаны детали. Вот здесь, видите, затемнено, слишком большая контрастность. Может быть, сохранился негатив? Мы бы сами отпечатали.

— Негатива в деле нет.

— Но он может быть в бюро судмедэкспертизы. Эксперты обычно сохраняют негативы некоторое время.

— Попробуем получить.

Был у меня еще один вопрос к профессору, но я не решался его задать, боясь показаться невежественным. Да и вопрос какой-то немедицинский. Впрочем, будь, что будет.

— Скажите, профессор, если человек умер, а перед смертью он был в сильной степени опьянения, будет ли от него пахнуть алкоголем?

— Пахнуть? Признаться, мне таких вопросов еще никто не задавал. Что ж, извольте. Запах алкоголя обычно распространяется с дыханием. А если дыхания не будет, не будет, как вы понимаете, и запаха.

— Значит, если подгулявший муж, придя домой, надолго запрет дыхание, жена может и не заметить, что он пьян?

— Жена не заметит? Что вы! Впрочем, этот вопрос выходит за пределы моей компетенции.

— Ну и на том спасибо. Мы будем держать с вами связь. Как только станет известно насчет негатива, я вам сообщу.

Попрощавшись с экспертом, дал запрос о розыске негатива. Потом засел за изучение показаний жильцов подъезда, где был обнаружен труп Гущина. Собственно, изучать особенно нечего. Показания краткие, конкретные. Свидетель Ефремов:

«Около 10 часов вечера я вышел встретить дочь. Она должна возвратиться из кино. В подъезде у стены лежал какой-то человек. Я посветил фонариком. У неизвестного был разбит нос, видна кровь на лице. Больше крови нигде не заметил. Я понял, что мужчина пьян. Встретив дочь, я позвонил из квартиры в медвытрезвитель. Около 23 часов вышел посмотреть, увезли ли. Мужчина лежал все там же, только у противоположной стены и в другой позе».

Свидетель Петрова:

«Мы с мужем возвращались из гостей примерно в 10.30 вечера. Войдя в свой подъезд, заметили лежавшего на полу мужчину. Он был в производственной одежде маляра. Мужчина тяжело дышал. Я хорошо помню, что он дышал, я стояла рядом. От него сильно несло алкоголем».

Петров показал примерно то же.

Итак, в 19 часов Бахтадзе и Линников занесли пьяного Гущина в подъезд. В промежутке между 22 и 23 часами свидетели Ефремов и супруги Петровы видели Гущина еще живым: тяжелое дыхание, запах спиртного, изменение позы. Был ли Гущин уже смертельно ранен в этот период или только пьян? Мог ли он, будучи раненным в 19.00, дожить до 23 часов? И не только дожить, но и совершать активные действия? Если мог, то ниточка, которую я зацепил, клубок не размотает. А если нет? Тогда Гущин был ранен после 19.00 и, возможно, после 23.00. Тогда Бахтадзе…

Теперь все должны решить эксперты. Теперь нужно ждать негатива.

Через четыре дня пришел негатив, а еще через день — письмо из колонии от Бахтадзе.