Против неба на земле

– Застегивай пуговку, Шпильман. Устала. Вспоминать буду. Плакать…

Шпильману уже не заснуть. Не заснуть и ежу. Выходят на балкон – слеза в глазу или пелена над водами? Говорит другу:

– Я тебе доверюсь, а ты снова забудь. Хорошо?

Договаривает, не дождавшись согласия:

– Страшно даже подумать, чтобы другая женщина заняла ее постель… Что ты на это скажешь?

Ежик отвечает взглядом: «Скажи ты».

– Не нашел такой. Не искал даже.

12

А печальный недоросток, затюканный сверстниками за мужскую свою неспособность, уже готовится пойти в парикмахерскую, где его закутают в несвежую простыню, подстригут вихры, выдавят угри на носу, прижгут прыщики на лбу, спрыснут пахучими составами, чтобы затем, приглядным и желанным, взлететь к райским высотам с грохотом разрыва и стонами неверных, в жаркие объятия обещанных ему обольстительниц, нетронутых мужской рукой, которых загодя – наложницами в гареме – омоют в благовонных маслах Индии и Аравии, умастят бальзамом с капелькой мускуса для разжигания никчемных подростковых страстей…

Часть пятая. Ночь редких возможностей

1

По пятницам и в праздничные дни Живущий поодаль раздает детворе конфеты, по паре карамелек на каждого – не успевает открывать дверь. Дети из соседних квартир, дети из домов напротив и с дальних улиц, даже подростки посылают за конфетами малышей, схоронившись за углом. Дети взрослеют и не интересуются больше сладостями, взамен подрастают другие, скребутся в дверь, не дождавшись назначенного дня, стоят, молчат, смотрят просительно. «Сегодня не пятница. И не праздник». – «Праздник, – возражает самый находчивый. – У нас в садике праздник. У Шахара день рождения». Как же не оделить карамельками?..

Дети поинтересуются – на то они и дети:

– Кто ты таков?

Начнет издалека – так им понятнее:

– У Даниэлы за дверью проявилось нечто…

…громоздкое и пугающее.

Вздохнуло шумно. Потерлось боком. Жевало-выжевывало со старанием, не могло проглотить.

Даниэла спросила с опаской:

– Ты кто?

– Жвачное, – басом сказало оттуда.

– Корова?

– Не знаю, – сказало.

– Корова дает молоко, – объяснила Даниэла. – А ты?

– Кому даю, а кому нет. Если достану много, почему не поделиться?

– Скажи «му-уу…»

– Зачем?

– Ты не корова.

– Кто же я?

Даниэла подумала:

– Ты бык.

– Бык – это кто?

– Бык – это коровий муж, который не переносит красный цвет. Как у тебя с этим?

– Красный – еще ничего. Синий в полоску ненавижу.

– Ты не бык.

За дверью снова вздохнуло – печальнее прежнего, даже всхлипнуло, но жевать не перестало.

– Я знаю, знаю, – вскричала Даниэла, которую не трудно разжалобить. – Ты бегемот!

– Бегемот – это что?

– Большое. Толстое. Ест траву и живет в воде.

– Плавает? – уточнило из-за двери.

– Обязательно.

– Я не плаваю. Не с кем. Я не бегемот.

Но Даниэла стояла на своем:

– Ты бегемот, у которого всё впереди.

За дверью призадумалось.

– Бегемот говорит «бе-еее…»?

– «Бе-еее» говорит баран, – сказала Даниэла.

– Значит я баран, – решило за дверью. – Одинокий баран на лугу, щебетанием подзывающий подругу.

– Понятно. Ты не баран.

Подумала: что бы еще спросить?

– На луну воешь?

– Вою. Когда тоскливо.

– Ты волк. Который жует жвачку.

– На соседей тоже вою.

– Ты не волк…

Жевало и всхлипывало, всхлипывало и жевало:

– Так кто же я?..

Даниэла уже сердилась:

– Что ты там жуешь?

– Коврик…

– Мой?

– Твой, наверно, – и стена задрожала от бурных жеваний.

– Я знаю, кто ты, – угадала наконец Даниэла. – Ты верблюд! Однажды мы были на берегу моря, и верблюд сжевал нашу подстилку.

– Вот это верно! – обрадовалось за дверью. – Вот это подходит! Я – верблюд с перьями на хвосте, кукарекающий на рассвете.

– Уф… – сказала Даниэла. – Ты не верблюд. Последний вопрос: проверка на зебру. Полосы на туловище есть?

– Полос нет. Есть клеточки.

– Всё ясно. Ты – жвачная шахматная доска, щебетанием подзывающая подругу. Которая воет на соседей и ненавидит синее в полоску. Уходи отсюда.

Потерлось о дверь в последний раз. Дожевало коврик. Спросило с надеждой на отходе:

– Быть может, я папышон? У которого глаза в печали.

– Папышон? – переспросила Даниэла. – Кто такой папышон?

– Папышон – это маленький папыш.

– Кто такой папыш?

– Папыш – это большой папышон. Которому тоже требуется ласка.

– Пошло вон!

Зарыдало. Протопало по коридору. Затихло вдали, так и не узнав о себе. Ничего.

Пришел Живущий поодаль, полюбопытствовал:

– Даниэла, Даниэла! Ты почему дверь не открыла?

– Зачем?

– Поглядеть, кто там жует. Разъяснить ему, чтобы узнало наконец, кто оно.

– Не догадалась, – призналась Даниэла.

С улицы послышался голос жвачного. Гнусавило, будто дразнилось:

– Эй, ты! Который поодаль.

– Чего тебе?

– Ты кто есть?

– Не знаю, – ответил честно.

И потерся боком о дверь…

2