Противостояние

Заскрежетав зубами, преодолевая боль, генерал сунул руку в карман форменных брюк, где лежал Макаров, сколько то выстрелов у него должно было быть. Он понял кто это — один из тех, кого не добил слабак и тварь Баранов, один из летного экипажа, оказавшийся недобитым и сейчас пришедший в себя. Он пришел в себя — но он не пытался спастись, выбраться из вертолета, вместо этого он тянул назад его, вцепившись в него как клещ и желая разменять свою жизнь, на жизнь его. Это была еще одна мразотная черта русской души, которую генерал не понимал, боялся и ненавидел.

Липкая от крови ладонь обхватила рубчатую рукоять Макарова, рука потащила пистолет из штанов. Поднять и прицелиться как следует сил не было — но сойдет и так. Главное — чтобы эта тварь сдохла, отправилась в ад куда ей и дорога. А он генерал-лейтенант ГРУ Владимир Афанасьевич Птицын — выберется из вертолета и будет продолжать жить.

— Умри, тварь… — прошипел он из последних сил, вложив в эти бесхитростные слова всю клокочущую внутри него ненависть.

И громыхнул выстрел. А потом через долю секунды — воспламенились керосиновые пары от разбитых вдребезги баков — и гудящее, оранжево-яркое пламя пожрало искореженный вертолетный фюзеляж, в секунду превратив его в погребальный костер для всех, кто там был — добрых и злых, грешных и праведных.

Мертвых и живых…

* * *

Майор Баранов уходил от места крушения вертолета, падая и нова поднимаясь, опираясь при ходьбе на какую-то деталь от вертолета, что-то вроде планки подходящей длины может быть отщепившейся от несущего винта при падении. Он шел быстро и не оглядываясь назад, потому что знал, что генерал жив, он сам слышал его хрип «помоги», когда выбирался из вертолета. Он и не подумал помочь этому упырю, этому вурдалаку, на которого он работал, потому что точно знал — генерал убьет его. Просто возьмет и пристрелит, не задумываясь и ни о чем не жалея, потому что он уже давно перестал быть человеком. Он бы мог его пристрелить тогда, в салоне вертолета — но почему не сделал этого. А потом судьба распорядилась так, что генерал уже мертв или вот-вот будет мертв. А он жив — и он даже может идти, пусть медленно, пусть опираясь на эту проклятую палку — но он все равно может идти, даже не ползти а идти. И пусть в горах холодно, пусть он не знает куда идти — но рано или поздно он либо сам выйдет на людей — либо люди выйдут на него. А потом… потом он просто попросит у них помощи, вот и все.

Майор уходил от вертолета быстро, стараясь не оглядываться — он панически, до дрожи в коленях боялся, что генерал выбрался из вертолета и теперь догоняет его. Но вертолет сам догнал его — позади, за спиной полыхнуло, глухо грохнуло — и через несколько секунд на Баранова едва заметно пахнуло горячим…

Только тогда он осмелился обернуться. Лежащее на склоне горы искореженное тело вертолета полыхало быстрым, текучим пламенем и черный, густой дым столбом поднимался в зимнее пакистанское небо.

— А-аха-аха-аха… — закашлялся горловым, нездоровым смехом майор.

Вот так вот. И что теперь стоят генеральские звезды и пистолет? Да ничего обладая ими можно точно так же сгореть на жертвенном костре, как и простой солдатской скотинке. Ничего это не значит! Надо просто — инее высовываться, не геройствовать и все будет ОК. О кей, потому что он уже в свободной стране, на свободной земле, и американцы с радостью примет его — он хоть и не знает столько сколько генерал — но тоже немало. Немало, потому что то что он знает — это грязь, позволяющая опытному человеку используя ее манипулировать людьми. Эта грязь которая всегда в цене и нужна всегда, любой разведке, от американской, до бурундийской. Любой разведчик с наслаждением ляжет в эту грязь как свинья, покопается в ней — потому что такова его работа и в этом ничего особенного нет. Эту грязь на своих коллег, в том числе в генеральских чинах-званьях он собирал по приказу генерала, в их банде он отвечал именно за это — а теперь он воспользуется этим, чтобы купить себе билет в свободу и новую жизнь.

И будет жить где-нибудь на теплом, морском берегу…

Мечтая о новой жизни, он не заметил, как ступил на опасный карниз. В следующую секунду он дрогнул под ногами — и осыпался вниз, в глубокую, не меньше десяти метров расщелину. А майор Советской Армии — Баранов рухнул в каменный прогал вслед за ним.

Снег смягчил падение, и он остался жив — хотя вывихнул кисть и окончательно сломал треснутую в кости ногу. Он даже не потерял сознание от удара, просто в глазах потемнело. Удивленно будто это произошло не с ним, а с кем-то другим, он осмотрелся по сторонам, увидел снег, увидел отвесные каменные стены, увидел серое, хмурое, безразличное ко всему небо в каменной трещине прямо над головой.

И понял, что ему отсюда уже не выбраться…

Абхазская АССР, окрестности Сухуми. Спецдача

22 декабря 1987 года

Черное море все же прекрасно — даже зимой. Как и вся эта земля, для жителей которой солнце встает на севере.