Противостояние

– В интернате к ней тянулись дети, сами глубоко закапывавшиеся в книги. Моя вина. Будь я с ней, вместо того чтобы бежать от самого себя, у неё в жизни было бы ещё что-то помимо книг. В четырнадцать её спросили, не хочет ли она поступить в лицей. В школу агентов Арбогаста. Кузницу кадров Академии.

– И она, конечно, согласилась.

Целестин утвердительно кивнул:

– Не заставил себя ждать и тот час, когда Арбогаст заметил, какой в ней дремлет талант. – На секунду он приостановился, словно мучительно вспоминая какие-то детали. Он стоял нахмурившись и массировал виски большими пальцами. – Иной раз подробности размываются, словно утрачиваешь их.

Прежнее прошлое, где Изида ещё не была экслиброй, заменилось новым прошлым, созданным Фурией благодаря её влиянию на Зибенштерна. Но Фурия об этом умолчала, чтобы не перебивать Целестина вторично.

– Арбогаст взял её и ещё горстку других под крыло, сделав своими личными учениками. Обучение смогли закончить только трое: Изида и два молодых человека. Она была сильнее их и превратилась в того агента, с которым ты в итоге познакомилась. Арбогаст хитроумно добился её верности, став для Изиды тем, чем больше не был я – отцом. Он лицемер, присвоивший себе сердца этих детей. Показать Академии спину и присоединиться к вам – поступок гораздо более мужественный, чем ты способна себе представить. Всё равно что для наркомана принять решение сняться с иглы. И всё шло хорошо, пока она снова не подверглась искушению. Пока Арбогаст её не нашёл.

Фурия испуганно на него уставилась:

– Стало быть, даже ты считаешь, что она опять на его стороне? Что его влияние на неё так велико?

– Нет. Я доверяю ей. С тех пор она очень изменилась. Но она в большой опасности.

– А что она делала в Лондоне? Каждый раз, когда она ездила туда в одиночестве, она не брала никого из нас. Наши считают, что она уже тогда поддерживала связь с Арбогастом.

Целестин горько усмехнулся, и в глазах его заблестели слезы.

– Она гостила у меня. Начала опять обставлять пустые помещения в доме, как было, пока я всё не раздал. Заказала мебель, накупила кучу книг, просто чтобы заполнить полки. Многое стало, как прежде, или, по крайней мере, так казалось. Теперь это снова уютный дом, а не тюрьма прошлого.

– Она старалась для тебя?

– И для меня тоже. Но я думаю, у неё что-то иное на уме. Став экслиброй, она постоянно ищет свою юность, своё детство, все те вещи, о которых она сохранила лишь расплывчатые воспоминания. Из страха, что всё это исчезнет и что она в конце концов окажется лишь персонажем из сказки Зибенштерна, без черт той личности, какой она была. Она цепляется за свои исчезающие воспоминания, за всё человеческое в ней. – Ему пришлось ненадолго отвернуться от Фурии, и он молча уставился в пустоту. После этого он снова продолжил: – Поэтому она ни с кем этим не делилась. Не хотела, чтобы кто-нибудь из вас узнал и истолковал всё как слабость. Это тоже всходы Арбогастовой науки: нельзя никому показывать слабость, даже тем, кого считаешь своими друзьями.

«И в этом Арбогаст, возможно, недалёк от истины»,

 – подумала Фурия с тоской. Ничего себе друзья: при первом же подозрении поворачиваются к тебе спиной. Провозглашают тебя предателем только за то, что ты предпочитаешь не распространяться о вещах, которые других не касаются. Ей пришлось сделать над собой усилие, чтобы дрожащим голосом задать следующий вопрос:

– А ты знаешь, чего Арбогаст от неё хотел? Он сказал, что ему нужна её помощь. Пустая отговорка или это он серьёзно?

Целестин опять посмотрел ей в глаза, может, потому, что в тот миг видел в ней свою единственную союзницу.

– Какое-то дело у него, безусловно, было, иначе он не преминул бы наказать её за предательство. Ходят слухи о борьбе за власть между тремя семействами, о желании Кантосов верховодить и об их стремлении оттеснить остальные два рода. Но всё это – только сплетни, и я не знаю, есть ли вообще здесь что-либо истинное. Сейчас произошло столько перемен. В мире библиомантики раскол.

– Мы видели чернильных поганок, – произнесла Фурия задумчиво, – между страницами мира, на пути из Либрополиса сюда. Всё кишело поганками, пытавшимися на нас напасть.

Взор Целестина потемнел, как ночное убежище, откуда он однажды насилу унёс ноги. Его губы хотели прошептать «поганки». Но он не выдавил из себя ни звука.

– Так, значит, это правда. Что-то готовится, Фурия. И гораздо более ужасное, чем мы думаем.

Стало зябко, словно ветер поменял направление и дул теперь в долину с севера.

– Фурия, прошу тебя, – произнёс Целестин срывавшимся голосом, – обещай, что поможешь Изиде! Обещай доказать её невиновность.

Глава вторая

Они молча направились к площади перед кладбищем. Там они обнялись на прощание, и Целестин, усевшись в свой древний «воксхолл»[16], неровно заскользил к выезду. Машина исчезла за кустами, но ещё долго с извилистых просёлочных дорог, ведущих в Оксфорд, до Фурии доносился распространяющийся по долине гул мотора.