Противостояние.Том I

Она уже спрашивала его небрежным тоном, чем он зарабатывает на жизнь… несколько задевшим его тоном человека, который никогда не был озабочен такой простой вещью, как «зарабатывать на жизнь». Я был рок-певцом, сказал он ей, слегка поразившись тому, как безболезненно прозвучало это в прошедшем времени. Пел то с одной группой, то с другой. Иногда делал студийные записи. Она кивнула, и на этом все закончилось. Он не хотел рассказывать ей про «Детку» — теперь это уже отошло в прошлое. Разрыв между прежней и нынешней жизнью был так велик, что он еще до конца не осознал его. В той жизни он убегал от кокаинового дельца, в этой — мог похоронить человека в Центральном парке и принять это (более или менее) как данность.

Он положил омлет на тарелку, соорудил чашку растворимого кофе, щедро сдобренного сливками и сахаром, как она любила (сам Ларри был приверженцем шоферского кредо: «Если хотите чашку сливок с сахаром, зачем портить кофе?»), и поставил все на стол. Она сидела на пуфике, скрестив руки и повернувшись лицом к проигрывателю. Дебюсси растекался из колонок как тающее масло.

— Кушать подано, — позвал он.

Со слабой улыбкой она уселась за стол, посмотрела на омлет, как участник марафона по пересеченной местности взглянул бы на ряды частоколов, и начала есть.

— Вкусно, — пробормотала она. — Ты был прав. Спасибо.

— Рад стараться, — сказал он. — А теперь слушай. Вот что я предлагаю. Мы идем по Пятой до Тридцать девятой и поворачиваем на запад. Попадаем в Нью-Джерси по туннелю Линкольна. Дальше можем двинуться по четыреста девяносто пятой на северо-запад до Пассейика и… Яйца свежие? Не испортились?

— Чудесные. — Она улыбнулась, отправила в рот еще один кусочек омлета и запила глотком кофе. — Как раз то, что мне было нужно. Продолжай, я слушаю.

— Из Пассейика мы пойдем своим ходом на запад до тех пор, пока дорога не освободятся настолько, что можно будет ехать на машине. Потом, я думаю, мы повернем на северо-восток и направимся к Новой Англии. Мы делаем крюк, понимаешь, что я имею в виду? На вид получается дальше, но, по-моему, это в конечном счете избавит нас от многих неприятностей. Может, найдем домик на берегу океана в штате Мэн. Например, в Киттери, Йорке, Уэлсе, Оганкуите, или в Скарборо, или в Будбей-Харборе. Как тебе это?

Говоря, он задумчиво смотрел в окно, а теперь повернулся к ней. Открывшееся его взору зрелище на какое-то мгновение жутко испугало его — ему показалось, что она рехнулась. Она улыбалась, но это была гримаса боли и ужаса. Пот выступил на ее лице крупными каплями.

— Рита? О Господи, Рита, что…

— Прости… — Она вскочила, опрокинув стул, и ринулась вон из комнаты. Ногой она зацепилась за пуфик, на котором раньше сидела, он упал и покатился по полу. Она сама едва не свалилась.

— Рита?

Но она уже была в ванной, и до него донеся резкий рыгающий звук, с которым ее завтрак выходил наружу. В раздражении он стукнул ладонью по столу, встал и пошел за ней. Черт, он терпеть не мог, когда люди блевали. От этого всегда появляется чувство, словно тебя самого рвет. От запаха побывавшего в человеческой утробе американского сыра его чуть не стошнило. Рита сидела на голубом кафельном полу, поджав под себя ноги и безвольно склонив голову над унитазом.

Она вытерла рот куском туалетной бумаги и подняла на него умоляющие глаза. Лицо ее было белым как бумага.

— Прости, Ларри, я просто не могла есть. Правда… Прости меня.

— Но, Господи, если ты знала, что этим кончится, зачем же ты пыталась?

— Потому что ты так хотел. А я не хотела, чтобы ты рассердился на меня. Но теперь ты сердишься, да? Ты злишься на меня…

Он мысленно вернулся к прошлой ночи. Она занималась с ним любовью с такой бешеной энергией, что впервые он поймал себя на мысли о ее возрасте и испытал легкое отвращение. Это было все равно что очутиться привязанным к какому-то тренажеру. Он быстро кончил, словно в целях самообороны, а она лишь значительно позже откинулась на спину, запыхавшаяся и ненасытившаяся. Потому когда он уже засыпал, она тесно прижалась к нему, и он снова ощутил запах ее саше — более дорогой вариант духов которыми всегда пользовалась его мать, когда они отправлялись в кино. Она пробормотала слова, выдернувшие его из сна и не давшие заснуть еще часа два: «Ты ведь не оставишь меня, правда? Не оставишь меня одну?»

До этого она была хороша в постели, так хороша, что просто ошеломила его. Она повела его к себе после лен в тот день, когда они встретились, и все, что случило: потом, произошло совершенно естественно. Он вспомнил свое мгновенное отвращение, когда увидел ее отвисшие груди и выступающие на них голубые прожилки (это заставило его подумать о варикозных венах матери), но он забыл про все на свете, когда ее ноги поднялись и с поразительной силой прижались к его бедрам.

«Тише, — засмеялась она, — последний будет первым, а первый — последним».

Он уже был на подходе, когда она оттолкнула его и достала сигареты.