Когда они ушли, Фрэн чувствовала себя несчастной и подавленной. Стю тоже был не в своей тарелке. «Он выглядит усталым, — подумала она. — Завтра нам надо посидеть дома, просто посидеть, поговорить друг с другом и вздремнуть днем. Мы не должны расстраиваться». Она взглянула на газовый переносной фонарь и пожалела, что вместо него здесь нет электрического света — яркого света, который можно включить, дотронувшись пальцем до выключателя на стене.
Она почувствовала, как ее глаза наполняются слезами, и сердито приказала себе не поддаваться им, не создавать лишнюю проблему вдобавок ко всем остальным, но та ее часть, которая заведовала слезовыделением, была, казалось, не очень-то расположена подчиняться.
Потом Стю неожиданно просветлел:
— Постой! Да ведь я чуть было не забыл!
— Что забыл?
— Сейчас покажу! Стой, где стоишь! — Он вышел за дверь и шумно зашагал вниз по лестнице.
Она приблизилась к двери и через секунду услышала, как он поднимается обратно. Он что-то нес в руке, и это была… была…
— Стюарт Редман, где ты достал
— В магазине народной музыки, — ответил он с ухмылкой.
Она взяла стиральную доску и оглядела ее со всех сторон. В мерцающем свете фонаря та отливала синевой.
— Народной?..
— В конце Уолнат-стрит.
— Стиральная доска в
— Ага. Там еще было отличное корыто, но кто-то уже успел провертеть в нем дырку и превратил его в контрабас.
Она засмеялась, потом положила стиральную доску на диван, подошла к нему и крепко обняла. Его руки скользнули к ее груди, и она стиснула его еще сильнее.
— Врач сказал — побольше музычки, — прошептала она.
— М-мм?
Она прижалась лицом к его шее.
— Ему от этого только здорово. Так, во всяком случае, поется в песне. Ты можешь сделать так, чтобы мне было здорово, а, Стю?
Усмехнувшись, он взял ее на руки.
— Ну, — заявил он, — пожалуй, я могу попытаться.
На следующий день Глен Бейтман ворвался в их квартиру в четверть третьего, даже не постучавшись. Фрэн в это время была у Люси Суонн, где они вдвоем пытались поставить опару. Стю читал вестерн Макса Брэнда. Он поднял голову и, увидев Глена с бледным изумленным лицом и широко вытаращенными глазами, швырнул книжку на пол.
— Стю, — сказал Глен. — Ох, Стю, как же я рад, что застал тебя.
— Что случилось? — резко спросил Стю. — Что… кто-то нашел ее?
— Нет, — сказал Глен и опустился на стул так, словно у него вдруг подкосились ноги. — Это не плохие новости, а хорошие. Но это очень странно.
— Что? Что странно?
— Коджак. После ленча я вздремнул, а когда проснулся, на крыльце был Коджак — крепко спал. Стю, он истерзан как черт, он выглядит так, словно побывал в мясорубке, но это он.
— Ты имеешь в виду
— Да, именно его.
— Ты уверен?
— Тот же самый собачий медальон с надписью «Вудсвилл Н. Г.». Тот же самый красный ошейник. Та же
— Иначе было нельзя, Глен. На мотоцикле это невозможно.
— Да, но… Он
— Быть может, так же, как мы. Знаешь, собакам ведь снятся сны — это точно. Разве ты не видел, как какой-нибудь пес спит на полу в кухне, а лапы у него чуть подрагивают? В Арнетте был один старик, Вик Полфри, и он всегда говорил, что у собак бывают разные сны — хорошие и дурные. Хорошие — когда подрагивают лапы. Плохие — рычащие. Разбуди пса посреди дурного — рычащего — сна, и он может даже тяпнуть тебя.
Глен изумленно помотал головой.
— Ты хочешь сказать, ему
— То, что я говорю, ничуть не смешнее того, о чем болтал ты вчера вечером, — возразил Стю.
Глен слабо усмехнулся и кивнул.
— Да-а, я могу болтать об
— Бодрствуешь за кафедрой и засыпаешь у пульта.
— Да пошел ты в… Восточный Техас. Хочешь зайти и поглядеть на моего пса?
— Еще бы.
Дом Глена стоял на Спрус-стрит, за два квартала от отеля «Боулдерадо». Вьющийся по решетке террасы плющ почти засох, как и все лужайки и большинство цветников в Боулдере: без ежедневного полива из главного городского водопровода сухой климат взял свое.