Протокол. Чистосердечное признание гражданки Р.

— Не будешь делать домашнее задание — будешь клеить конверты в школе для дураков.

— В шестом классе не знаешь глагола to swear? Тебе в школу для дураков на пригорке.

Вот это всё казалось нормальным. И существование школы для дураков в меньшиковском дворце, и угрозы, и абьюз иных. Если дать себе труд призадуматься и сходить в какой-нибудь исторический музей Германии, то аналогии очевидны. В моём детстве вполне себе процветали части того, что культивировалось нацистами — уничтожение иных, «цыган и умственно отсталых».

Вдруг вспомнила, что у моих ненаглядных Люберец есть город-побратим Дранси. Какой такой Дранси? Нам рассказывали про дрансийский пролетариат, который борется и вообще. Я поехала искать Дранси.

А чего его искать. Это пригород Парижа. Да, такой же, как Люберцы — пригород Москвы. Дранси — драный, километров 10 от центра Парижа к северо-востоку. Пролетариата не обнаружила. Как и памяти о далёком русском побратиме, корнями восходящем к протесту против Римской империи.

Эх, детство золотое под счастливою звездой.

Однажды я обнаружила побратима в тюрьме, в СИЗО № 1 Новосибирска. Это был прямо люберецкий парень из моего детства, только он сроду в Люберцах не был и никогда о них не слышал. Парня звали Даня ФМ.

ФМ — это из-за его свойства говорить про умное без умолку. Притом, что он заикается. И сообразительный невероятно.

Детдомовский, выпущен в жизнь, как водится, без жилья, образования и прочих насущных штук. Воровал по офисам, многоэпизодные кражи у него. Его много раз брали, давали условный срок, и он возвращался к своему единственному ремеслу. В конце концов дали ему пять лет по совокупности.

В тюрьме Даня встретил свою первую любовь. Она была хлеборезкой, работала на кухне, получила срок за убийство сожителя, но Дане на такие пустяки было наплевать. Они переписывались по тюремной почте, слали по ночам друг другу малявы по тюремным дорогам. Нужно было идти на свидание. Но как? Тюрьма ж кругом. И Даня придумал.

Однажды его вывели по какой-то надобности в продол (тюремный коридор), и это как раз было время развоза баланды и раздачи хлеба. И они сцепились. Почти подрались. Оба написали заявления — мол, прошу привлечь к ответственности за нападение и телесные повреждения. Приехал следователь, которому всё в радость — лишние палки легко срубить. А ребят повезли в суд. В одной перевозке. Поврозь, её в «стакане» (отдельно отгороженном в автозаке месте), но он рядом. Ворковали. В суде их посадили в одну клетку, и они тянули заседание, забрасывали суд нелепыми ходатайствами и держались за руки. Тут же, в суде, примирились и поцеловались.

Ну и всё.

Потом Даня вышел, а она уехала досиживать свой срок в зону. Даня появился в офисе «Руси Сидящей» в Новосибирске, и я как раз там по случаю была.

Разговорились о чём? О русской литературе. Достоевского, как положено тюремному парню, Даня очень уважал.

— Даня, а что у тебя любимое?

— «Идиот». Князь Мышкин вообще мой герой.

— А Настасья Филипповна? Что ты о ней думаешь?

— Достойная женщина.

— Даня, но ведь она содержанка.

— Я и говорю — достойная.

— Даня, а ты знаешь, кто такая содержанка?

— Конечно. Это женщина с содержанием. С понятиями.

Ну, в общем, да.

Месяца через два на свободе Даня сориентировался. Сходил на губернаторскую конференцию в качестве молодого правозащитника, сфоткался с губернатором. Был ослеплён паркетами, позолотой и возможностями.

— Буду делать политическую карьеру. Я раньше думал в ЛДПР вступать. Не, надо к едросам подаваться. Буду изнутри ментам мстить.

— Даня, а ты про Робин Гуда слышал?

— Конечно. Робин — отличная девчонка. Она брала у богатых и давала бедным.

Ну, в принципе, да. Давала и брала.

Про свою первую любовь Даня быстро забыл и никогда к ней на зону так и не приехал. Не пара ему, уже не пара. До следующей посадки.

* * *

Я уеду в какой-нибудь северный город,закурю папиросу, на корточки сев,буду ласковым другом случайно проколот,надо мною расплачется он, протрезвев.Знаю я на Руси невесёлое место,где весёлые люди живут просто так,попадать туда страшно, уехать — бесчестно,спирт хлебать для души и молиться во мрак.Там такие в тайге расположены реки,там такой открывается утром простор,

ходят местные бабы, и беглые зекив третью степень возводят любой кругозор.Ты меня отпусти, я живу еле-еле,я ничей навсегда, иудей, психопат:нету чёрного горя, и чёрные елимне надёжное чёрное горе сулят.Борис Рыжий

Амнезия

В Москву, в Москву.

В Питер, в Сибирь, в Ярославль и Нижний…

Я езжу, когда могу.