Протокол. Чистосердечное признание гражданки Р.

Нельзя так к покойникам — по постановлению и без спроса. Сами ведь все ими будем. Гражданин Шойгу, мы не животные. Хоть и не все из нас герои».

Ну да, поднялся страшный хай. Один ветеран из Мытищ, Борис Феофанов, подал на меня в суд. Мы с ним встретились, ему было уже за девяносто — крепкий, умный, хороший. Военный разведчик. Я ему всё рассказала, показала, и мы с ним сошлись. И он мне вдруг сказал: «А знаешь, я тоже так думаю. Что-то мне не то про тебя наговорили».

И отказался судиться.

Через несколько месяцев мне другого ветерана нашли, ветерана ФСИН из Мордовии, с ним разговаривать я не поехала, и суд присудил мне 7 тысяч рублей штрафа. Времена были вегетарианские всё ещё. Ветеран просил миллион, конечно. Сейчас бы не то что миллион — лет пять бы впаяли не глядя.

И тут на меня на Первом канале обрушился Мишка. Обрушился сильно. Я не ожидала. Было обидно — он же явно не читал, компом-то как не умел пользоваться, так и не умеет, то есть ему этот кусок моего твитта принесли.

Хоть бы позвонил, что ли.

Потом мы с ним случайно пересеклись в «Жан-Жаке», он пытался подойти. Я сказала: «Миш, не подходи, я тебе по морде дам». На том и расстались. Он отошёл.

Сейчас на этом кладбище чуть больше ста захоронений. Когда там решили захоронить Михаила Калашникова (автомат его же), его родной Ижевск отчётливо протестовал, но тут уж политик, мин херц. О значении этого кладбища в общественной жизни страны говорят трогательные строчки, опубликованные на страничке этого заведения: «Пантеон является режимным объектом, посещение которого возможно по паспорту захоронений либо в составе организованных экскурсионных групп. Свободный доступ всех желающих не предусмотрен».

Такая вот светлая память. В 2019-м там похоронили космонавта Алексея Леонова. Мы были с ним знакомы, я кино про него снимала, интервью всякие брала. И он меня про многое спрашивал — не знаю почему, но реально жизнью моей интересовался, хотя она тогда не так чтобы особо интересная была. Когда Алексей Архипович умер, я как раз в Москву заезжала. Попробовала с ним проститься — его на том кладбище захоронили, — а нельзя, спецобъект. Ни Путин, ни Медведев, ни Рогозин из «Роскосмоса» не приехали. Но им-то можно было.

Ирена

Женщин в моей жизни было не так уж много. Женщин, оказавших на меня очень значительное влияние, — буквально раз-два и обчёлся. Это, собственно, моя бабушка Клавдия Петровна и это великая Ирена Стефановна Лесневская. Как мало я могу о ней рассказать — потому что как и что ни говори, а всё получится тост.

Мне было чуть за тридцать, когда мы встретились. А она была чуть старше, чем я сейчас, когда я это пишу, у нас разница в 24 года. Мы с ней обе Лошади, я родилась в 1966-м, а она — в 1942 году, и это единственный случай в моей жизни, когда я посмотрела в гороскоп: нет, не в поисках совмещений или ещё какой-то фигни, а потому что должно же быть объяснение тому, что я с ней чувствовала. А чувствовала я сильное единство и борьбу противоположностей. Ок, гороскоп мне внятно объяснил: мы обе Лошади, но Ирена — Чёрная Водяная, а я — Лошадь Огненная. Разве что этим я могу всю нашу с Иреной химию объяснить. Ну, кроме того, что она великая.

В общем, был 1999 год, я стояла у пыльного окошка в Останкино, курила, ибо только что потеряла работу, написав заявление об уходе с лужковского телеканала ТВ-Центр. Впереди было неизвестно что, у меня двое детей и чудесный муж-домохозяин Андрей, зарплата в семье только моя.

И тут у меня зазвонил телефон. Никогда не отвечаю на звонки с незнакомых номеров и тогда не ответила. Но иногда беру, обычно в минуты горестных раздумий. Ни разу ещё не пожалела.

— Оля, привет, это Ирена Лесневская. Заходи поговорить.

У вас же бывало такое в жизни? Когда вдруг что-то происходит, и вы в этот самый момент, Present Continuous, в настоящем продолженном времени (как это чертовски точно у англичан сформулировано, как раз под такой случай) понимаете, что это — случилось, что это Настоящее и к тому же Продолженное время, что вот этот сейчас взгляд, вот этот человек, вот этот звонок определил вашу судьбу, и это точно.

Я редко чего в жизни понимаю, но это я тогда поняла сразу.

Звучит Пятая симфония Бетховена, так судьба стучится в дверь.

На следующий день я пришла.

— Ты куда собираешься? — спросил меня Мишка накануне, когда я собирала вещи.

— На REN.

— С ума сошла, их смотрит 180 домов в Москве по кабелю! Пошли на Первый (тогда ещё ОРТ, но всё равно называли «первый», собственно, по номеру кнопки, ничего особенного, без придыхания).

Впрочем, Мишка меня вообще не уговаривал. Он понимал, что такое предложение два раза не делают, и я это понимала. Я очень хотела на REN. Они занимались тем, что потом стали называть стартапом. Мне нравились их программы, и я чувствовала в них что-то особенное. Время было относительно ещё свободное, но вот насчёт полной свободы творчества в нашем деле никогда мечтать не приходилось.