Протокол. Чистосердечное признание гражданки Р.

Собственно, примерно так же он промелькнул и на REN-TV, ни во что не вникая, широко улыбаясь, легко ступая по трупам, изящно и немного наигранно-комично стряхивая прилипшие к ботинкам кишки.

Второй был примерно ровесником юного Германовича, но совсем другого сорта — Александр Орджоникидзе, из тех несчастных мальчиков, которые сразу рождаются начальниками, минуя детство и вкус свободы. Давным-давно один бедный грузинский юноша по имени Серго прибился к банде Иосифа Джугашвили, удочерил дочь жены, от которой и произошли все последующие Орджоникидзе, родившиеся с золотой большевистской ложкой во рту и унаследовавшие умение хорошо выживать и бессменно руководить линией партии и правительства где-нибудь в Нью-Йорке. Забавно, что мужчины семьи Орджоникидзе упорно брали себе фамилию сталинского мудозвона Серго, не имея к нему прямого отношения. Могли, и брали. Карьерные такие ребята, оборотистые.

Тем не менее за глаза Александра Орджоникидзе иначе как Шурик никто не называл. Понятный циничный мгимошик, а потом нефтяник, а вот теперь его кинули на медиа. Робот из довольно распространённой серии «Я готов выполнить любой приказ любого правительства».

Шурика назначили гендиректором канала. Он пришёл с задачей зачистить канал, мы с ним встретились, всё поняли друг про друга ещё до встречи, и он начал меня зачищать.

Всё это обычные дела, необычным был конец этой истории. Шурик требовал присылать ему тексты моих программ заранее — я этого не делала, но есть редакторы, ок, он их получал, однако нерегулярно. Пара стычек у нас случилась на первой же неделе его руководства, а последняя закончилась тем, что вооружённые люди в масках не пустили меня в студию, хотя у меня был прямой эфир.

Причина имелась веская: в этот день признали невиновным сына тогдашнего министра обороны (и что важнее — потенциального преемника Путина) Сергея Иванова. Незадолго до этого он сбил на пешеходном переходе старушку, переходившую дорогу на зелёный свет, и она скончалась. Неприятности при этом начались у близких родственников старушки, а никак не у сына министра, не говоря уже о министре.

Ну вот всё это — с подробностями — я и изложила в довольно коротком сюжете и комментарии. Слов, конечно, не выбирала, ибо чего уж.

Я нормально провела эфир с этим сюжетом на Дальний Восток, поработала дальше над программой на Москву и Европейскую часть и отправилась в студию. Куда меня и не пустила группа вооружённых людей. Собственно, потом им было поручено не пропускать меня на рабочее место, и в эти же дни я заметила «хвост» за своей машиной, очень откровенный и ни разу не пытавшийся сделать вид, что моя машина его не интересует.

Я страшно удивилась. Я не могла понять — зачем. Зачем вооружённые люди, зачем «хвост» за машиной. Уволь меня нежно.

У меня тогда впервые возникло ощущение, что паранойя — она у меня. Не может же быть такого в реальности. Но оно было, фиг сотрёшь — я повторяла опыт снова и снова. Зайти в телекомпанию, с которой у меня трудовой договор с обязательством выхода в эфир, — нет, не выходит. А вот машина, одна и та же, ездит за мной по пятам.

Меньше чем через год убили мою коллегу Анну Политковскую. Анна была убита 7 октября 2006 года. В этот день я — тогда уже месяцев семь как безработный колумнист на фрилансе — покупала валенки на колхозном рынке города Киржач Владимирской области. Я тогда ещё в валенках ничего не понимала, я научусь позже, когда в мою жизнь войдут исправительные посёлки на северах.

Так вот, смотрю — валенки. Добрая женщина, продавщица валенок, смотрит на меня с интересом патологоанатома и говорит:

— А я думала, вас убили сегодня. По радио сказали.

Первая старость, первая смерть

Это была неправильная реплика. Я сразу перестала покупать валенки и уткнулась в новости. Такие вещи надо говорить после покупки. Так что без валенок сегодня.

Убийство Ани Политковской стало для меня первой близкой смертью. Нет, конечно, рядом и вокруг умирали близкие люди: в тот год умерла моя любимая бабушка, но она долго угасала и умерла на руках у моей мамы, и лет ей было почти девяносто. Умирали мои одноклассники, в основном мальчики и в основном в армии или сразу после, не долечив последствия дедовщины. Сразу после школы погибла моя одноклассница, толстая и некрасивая, но очень добрая девочка, весёлая и жизнерадостная. Она дружила с главной королевой красоты сразу нескольких школ у нас на районе, явно греясь в лучах её успеха, они ехали с какой-то тусовки, и обе разбились на машине. Я не могла вместить это в своё мировосприятие, как это: погибнуть в неполные 18 лет?

Но с Аней Политковской всё было по-другому. Она была рядом, она была своей, её уже тогда, в относительно вегетарианские времена, сильно травили начинающие кремлёвские тролли. И меня с ней перепутала тётка с валенками на рынке в Киржаче. Когда тётка сказала это, я сразу поняла, что погиб кто-то из наших. И почему-то сразу, ещё доставая телефон, подумала об Ане.