Протокол. Чистосердечное признание гражданки Р.

Вот смотрите: ну посадили мы его за все его грехи. Вот он выйдет лет через восемь. Ни дома, ни семьи, ни работы, а вакуум всё тот же. Можно, наверное, было бы поднапрячься и пойти работать портовым грузчиком, но даже я большого резона не вижу. Потому что всю зарплату надо отдавать на выплату штрафа и компенсацию ущерба охраннику, витринам и «мерседесам». И банку. А это миллионы. Никогда в жизни всё это не выплатить. Не, нет резона работать. А есть резон не работать.

Где и как жить? Ну на вписке. Вписку найду, там меня радостно примут и предложат взаимно помочь. Закладки закладывать. Кокаин ибупрофеном бодяжить. На дело сходить. С битой. А что, и пойду. Если повезёт — сорву куш, а не повезёт — обратно в тюрьму, на готовый харч. Другого пути нет.

Ну и ладно, скажете вы. Пропащий человек.

Согласна.

Проблема в том, что он бодяжит кокаин ибупрофеном и продаёт его вашим детям. И квартира ограбленная тоже ваша. И бита однажды придётся на вашу голову.

Как говорится — рост преступности.

А в Скандинавии с ним борются гуманизмом. И, знаете ли, помогает.

Преступнику создают хорошие условия. Лечат, учат и всё такое. Но это не всё. Государство сразу говорит: ок, ты сделал нехорошее дело и ущерб тебе миллионный никогда в жизни не выплатить. Поэтому я, государство, выплачу его само. Всё. Выплатило. Охранник, банк, владельцы витрин и «мерседесов» удовлетворены. А теперь ты должен только мне, государству. Потому что — ты помнишь же? — твоё преступления я считаю и своей ошибкой тоже. Поэтому давай с этим разбираться вместе. Я, государство, буду совершенно удовлетворено, если ты станешь хорошим человеком. Я, государство, готово за это заплатить. Потому что я богатое. Потому что у меня чиновники и олигархи не тырят. Поэтому могу себе позволить.

А как тебе стать хорошим человеком?

Очень просто. Докажи мне, что ты можешь. Я дам тебе метадоновую терапию, если надо. Я дам тебе психологов, врачей и социологов, мастеров и учителей — заодно, кстати, подкину им зарплаты. Когда ты выйдешь из тюрьмы, я дам тебе социальное жильё и возможность трудоустроиться. Ты работай, не водись с плохими компаниями, отчисляй мне процент (ты помнишь, что ты мне должен?), и через пять лет я скажу тебе: чики-пуки, ты исправился, прощаю тебе долги твои. Живи хорошо, живи для себя.

Государство предлагает отсидевшему преступнику разные инструменты для устройства. Не справился, снова угодил в тюрьму — ок, у тебя ещё будет шанс. Старайся.

С тюремным контингентом работают организации типа «Руси Сидящей» — пусть будет «Норвегия Сидящая». Их много, это НКО. Никто не запрещает им работать в тюрьмах. Никто их не преследует, как нас. В основном эти организации состоят из бывших осуждённых, которые уже точно порвали с проклятым прошлым и заполнили свой вакуум нормальными социальными отношениями. И могут этому научить других, и помочь, и понять — потому что сами знают. Ну как мы. Только государство не прессует их, как нас, а наоборот — даёт расцвесть пышным цветом. Они и берут на себя ответственность за социальную адаптацию откинувшегося. Потому что сами это прошли, потому что знают и умеют, и любят своё дело. Потому что — в отличие от государства — у них есть имя, фамилия, своя жизнь, своя история и свои методы. Отработанные в том числе на гранты, в том числе государственные, в том числе иностранные.

И ни на какой язык не перевести, почему в России это считается плохим делом.

Ну потому что.

Тюрьмы народов мира. Франция

Я хорошо знаю женские тюрьмы Норвегии, Франции и России.

Про Россию отдельный разговор. Есть у меня ощущение, что одно неосторожное движение — и я напишу ещё пару книг уже изнутри российской женской зоны.

В норвежских женских зонах хорошо. Мне довольно трудно о них рассказывать, ибо ну чего душу-то травить. Есть тюрьма построже, на окраине Осло, я была там два раза, там содержится около 60 женщин, все они совершили тяжкие или особо тяжкие преступления, много наших. Там есть библиотекарь, норвежка, так она свой отпуск проводит в тюрьмах стран СНГ, помогает коллегам и привозит книги на языках сиделиц. Красавица, не грымза. Камеры — хотя язык не поворачивается назвать эту малогабаритную однушку камерой — одноместные, все условия. Три звезды твёрдо.

Зоны женские (для женщин, совершивших лёгкие преступления и средней тяжести) — это уже по-нашему твёрдые четыре звезды. На природе, в сосновом лесу, с морским видом и салат-баром типа «олл инклюзив». Тоже мельком видела много русских и украинских имён. Общаться они не захотели.

А вот во Франции заключённые женщины общались с удовольствием. Но про женщин в тюрьме, да ещё и во Франции, надо рассказывать отдельно, к тому же куртуазно.

Я, кстати, заметила, что наш человек везде остаётся нашим человеком, где бы он ни сидел. Кроме Франции. В смысле человек мужского пола российского происхождения или экс-СССР в любой тюрьме Франции остаётся тем же человеком мужского пола со своей весьма узнаваемой спецификой. А вот женщина становится подругой Алена Делона. Любая.