Процесс. Замок (с иллюстрациями Веры Дубровской)

— Ей-богу, — сказала хозяйка и посмотрела на К. сверху вниз, — иногда вы напоминаете моего мужа — такое же упрямство, такое же ребячество.

Вы тут всего несколько суток, а уже хотите все знать лучше нас, местных, лучше меня, старой женщины, лучше Фриды, которая столько видела и слышала

там, в гостинице. Не отрицаю, может быть, иногда и можно чего-то добиться, несмотря на все законы, на все старые обычаи; сама я никогда в жизни такого

не видела, но говорят, есть примеры, всякое бывает; но уж конечно, добиваться этого надо не так, как вы, не тем, чтобы все время только и твердить: «Нет, нет, нет!» — только и пытаться жить своим умом и никаких добрых советов

не слушать. Думаете, я о вас забочусь? Разве мне было до вас дело, когда вы

были один? Кстати, лучше бы я тогда вмешалась, может быть, многого можно было бы избежать. Одно только я уже тогда сказала про вас своему мужу:

«Держись от него подальше!» Я бы и сама вас избегала, если бы вы не связали

судьбу Фриды со своей судьбой. Только ей вы должны быть благодарны — хотите или не хотите — за мою заботу, даже за мое уважение к вам. И вы не имеете права так просто отстранять меня, потому что передо мной, перед единственным человеком, который по-матерински заботится о маленькой Фриде, вы

несете самую серьезную ответственность. Возможно, что Фрида права и что

все совершилось по воле Кламма, но о Кламме я сейчас ничего не знаю, никогда мне с ним говорить не придется, это для меня совершенно недоступно.

А вы сидите тут, обнимаете мою Фриду, а вас самих — зачем скрывать? — держу тут я. Да, я вас держу, попробовали бы вы, молодой человек, если я вас

выставлю из своего дома, найти пристанище где-нибудь в Деревне, хоть в со-бачьей будке.

— Спасибо, — сказал К. — Вы очень откровенны, и я верю каждому вашему слову. Значит, вот до чего непрочное у меня положение и, значит, положение Фриды тоже.

замок

223

— Нет! — сердито закричала на него хозяйка. — У Фриды совсем другое

положение, ничего общего с вами тут у нее нет. Фрида — член моей семьи, и никто не смеет называть ее положение непрочным.

— Хорошо, хорошо, — сказал К. — Пусть вы и тут правы, особенно потому, что Фрида по неизвестной мне причине слишком вас боится и вмешиваться не хочет. Давайте поговорим только обо мне. Мое положение чрезвычайно непрочно, этого вы не отрицаете, наоборот, всячески стараетесь доказать.

Вы и тут, как и во всем, что вы сказали, по большей части правы, однако с оговорками. Например, я знаю место, где я мог бы отлично переночевать.

— Где это? Где? — в один голос закричали Фрида и хозяйка с таким пылом, словно у обеих была одинаковая причина для любопытства.

— У Варнавы! — сказал К.

— У этих нищих! — крикнула хозяйка. — У этих опозоренных нищих!

У Варнавы! Вы слышали? — И она обернулась к углу, но помощники уже вы-лезли оттуда и, обнявшись, стояли за хозяйкой, и та, словно ища поддержки, схватила одного из них за руку. — Слышали, с кем водится этот господин?

С семьей Варнавы! Ну конечно, там ему устроят ночевку, ах, да лучше бы он

там ночевал, чем в гостинице! А вы-то где были?

— Хозяйка, — сказал К., не дав помощникам ответить, — это мои помощники, а вы с ними обращаетесь, будто они вáм помощники, а мне сторожа.

В остальном я готов самым вежливым образом обсуждать все ваши мнения, но это никак не касается моих помощников, тут все слишком ясно. Поэтому

попрошу вас с моими помощниками не разговаривать, а если моей просьбы

мало, то я запрещаю моим помощникам отвечать вам.

— Значит, мне с вами нельзя разговаривать! — сказала хозяйка, обращаясь

к помощникам, и все трое засмеялись: хозяйка — ехидно, но гораздо снисхо-дительней, чем мог ожидать К., а помощники — с обычным своим выражением, которое было и многозначительным, и вместе с тем ничего не значащим

и показывало, что они снимают с себя всякую ответственность.

— Только не сердись, — сказала Фрида, — и пойми правильно, почему мы

так взволнованы. Если угодно, мы с тобой только благодаря Варнаве и нашли

друг друга. Когда я тебя первый раз увидела в буфете — ты вошел под ручку

с Ольгой, — то хотя я кое-что о тебе уже знала, но ты мне был совершенно

безразличен. Вернее, не только ты мне был совершенно безразличен, почти

все, да все на свете мне было безразлично. Правда, я и тогда многим была недовольна, многое вызывало злобу, но какое же это было недовольство, какая

злоба! Например, меня мог обидеть какой-нибудь посетитель в буфете — они

вечно ко мне приставали, ты сам видел этих парней, но приходили и похуже, Кламмовы слуги были не самые плохие, ну и обижал меня кто-нибудь, а мне-то что? Мне казалось, что это случилось сто лет назад, или случилось вовсе

не со мной, а кто-то мне об этом рассказывал, или я сама уже все позабыла.

Нет, не могу описать, даже не могу сейчас представить себе, как оно было, —

настолько все переменилось с тех пор, как Кламм меня бросил.

224

ф. кафка

Тут Фрида оборвала свой рассказ, печально склонила голову и сложила

руки на коленях.

— Вот видите, — сказала хозяйка с таким выражением, будто говорит

не от себя, а подает голос вместо Фриды; она пододвинулась поближе и села