влезли в окошко. К. слишком устал, чтобы еще раз их выгнать. Хозяйка собственной персоной поднялась наверх, чтобы поздороваться с Фридой, та ее на-зывала «мамашей»; начались непонятно-восторженные приветствия с поцелуями и долгими объятиями. Вообще покоя в этой каморке не было, то и дело
сюда забегали служанки, громко топая мужскими сапогами, что-то приносили, что-то уносили. А когда им нужно было что-то достать из битком на-битой кровати, они бесцеремонно вытаскивали вещи из-под лежавшего
там К. С Фридой они поздоровались как со своей. Все же, несмотря на беспо-койство, К. пролежал весь день и всю ночь. Фрида ухаживала за ним. Когда
он наконец встал на следующее утро, освеженный и отдохнувший, уже пошел
четвертый день его пребывания в Деревне.
замок
217
4. Первый разговор с хозяйкой
Он охотно поговорил бы с Фридой наедине, но помощники, с которыми, кстати, и Фрида то и дело перешучивалась и пересмеивалась, своим назой-ливым присутствием мешали ему. Спору нет, они были нетребовательными, пристроились в уголочке, на двух старых женских юбках. Как они все время
говорили Фриде, для них это дело чести — не мешать господину землемеру
и занимать как можно меньше места, поэтому они все время, правда с хихи-каньем и сюсюканьем, пробовали пристроиться потеснее, сплетались руками и ногами, скорчившись так, что в сумерках в углу виднелся только один
большой клубок. К сожалению, днем становилось ясно, что они весьма вни-мательные наблюдатели и все время следят за К., даже когда они, словно в детской игре, приставляли к глазам сложенный кулак в виде подзорной трубы
и выкидывали всякие другие штуки или, мельком поглядывая на К., занимались свои ми бородами — они, как видно, очень ими гордились и непрестанно
сравнивали, чья длиннее и гуще, призывая Фриду в судьи.
К. поглядывал, лежа на кровати, на возню всех троих с полным равнодушием.
Теперь, когда он почувствовал себя окрепшим и решил встать с постели, все трое наперебой начали за ним ухаживать. Но он еще не настолько окреп, чтобы сопротивляться их услугам. И хотя он понимал, что это ставит его в какую-то зависимость от них и может плохо кончиться, он ничего не мог поде-лать. Да и не так уж неприятно было пить вкусный кофе, принесенный Фридой, греться у печки, которую истопила Фрида, и посылать полных рвения помощников неуклюже бегать взад и вперед по лестнице за водой для умывания, за мылом, гребенкой и зеркалом и даже, поскольку К. об этом обмолвился, за
рюмочкой рому.
И вот в то время, когда его обслуживали, а он командовал, К. вдруг сказал, больше от хорошего настроения, чем в надежде на успех:
— А теперь уходите-ка вы оба, мне пока ничего не нужно, и я хочу поговорить с фройляйн Фридой наедине. — И, увидев по их лицам, что они особенно сопротивляться не станут, добавил им в утешение: — А потом мы все
втроем отправимся к старосте, подождите меня внизу.
218
ф. кафка
К его удивлению, они послушались, только, уходя, сказали:
— Мы могли бы и здесь подождать, — на что К. ответил:
— Знаю, но не хочу.
К. не понравилось, но в каком-то смысле и обрадовало то, что Фрида, сразу после ухода помощников севшая к нему на колени, сказала:
— Милый, а почему ты так настроен против помощников? У нас не должно быть от них секретов, они люди верные.
— Ах, верные! — сказал К. — Да они же все время за мной подглядывают, это бессмысленно и гнусно.
— Кажется, я тебя понимаю, — сказала она и крепче обхватила его шею, хотела что-то сказать, но не смогла, и, так как стул стоял у самой кровати, они
оба, покачнувшись, перекатились туда. Они лежали вместе, но уже не в той
одержимости, что прошлой ночью. Чего-то искала она, и чего-то искал он, бе-шено, с искаженными лицами, вжимая головы в грудь друг друга, но их объятия, их вскидывающиеся тела не приносили им забвения, еще больше напоминая, что их долг — искать; и как собаки неистово роются в земле, так за-рывались они в тела друг друга и беспомощно, разочарованно, чтобы извлечь
хоть последний остаток радости, пробегали языками друг другу по лицу.
Только усталость заставила их благодарно затихнуть. И тогда снова вошли
служанки.
— Гляди, как они тут разлеглись! — сказала одна и прикрыла их из жалости платком.
Когда К. немного погодя высвободился из-под платка и оглянулся, его ничуть не удивило, что в своем углу уже сидели его помощники и, указывая пальцами на К., одергивая друг друга, салютовали ему; кроме того, у самой кровати сидела хозяйка и вязала чулок; эта мелкая работа никак не шла к ее необъ-ятной фигуре, почти затемняющей свет в комнате.
— Я уже долго жду, — сказала она, подняв широкое, изрезанное многими
старческими морщинами, но все же при всей массивности еще свежее и, вероятно, в прошлом красивое лицо. В ее словах звучал упрек, совершенно неуместный по той причине, что К. ее сюда вовсе и не звал. Он ответил на ее
слова коротким кивком и поднялся с кровати. Встала и Фрида и, отойдя от
К., прислонилась к стулу хозяйки.
— А нельзя ли, госпожа хозяйка, — рассеянно сказал К., — отложить наш
разговор; подождите, пока я вернусь от старосты. Мне с ним надо обсудить
важные дела.