это не странно в таком затянувшемся деле; Сордини: все же это странно, потому что запрос, о котором я упоминаю, вообще не существует; я: конечно, не
существует, потому что документ утерян; Сордини: но должна же существовать какая-то отметка о том, что такой запрос был послан, а ее нигде нет. И тут
я опешил, потому что я не осмеливался ни утверждать, ни даже предполагать, что в отделе Сордини произошла ошибка. Может быть, вы, господин землемер, мысленно упрекаете Сордини за то, что он мог бы из внимания к моим
утверждениям хотя бы справиться в других отделах об этом запросе. Но как
раз это было бы неправильно, и я не хочу, чтобы вы, хотя бы мысленно, очер-нили имя этого человека. Вся работа главной канцелярии построена так, что
возможность ошибок вообще исключена. Этот порядок обеспечивается превосходной организацией службы в целом, и он необходим для наибольшей
скорости исполнения. Поэтому Сордини не мог наводить справки в других
отделах; впрочем, они не стали бы ему отвечать, потому что там сразу поняли
бы, что дело идет о поисках возможной ошибки.
— Разрешите, господин староста, перебить вас вопросом, — сказал К., —
кажется, вы раньше упомянули о каком-то отделе контроля? Хозяйство тут, как видно, такое, что при одной только мысли, что контроль отсутствует, человеку становится жутко.
— Вы очень строги, — сказал староста, — но будь вы в тысячу раз строже, и то вам не сравняться с той строгостью, с какой само управление относится
к себе. Только совсем чужой человек может задать такой вопрос. Существует
ли отдел контроля? Да тут повсюду одни отделы контроля. Правда, они не для
того предназначены, чтобы обнаруживать ошибки в грубом смысле этого слова, потому что ошибок тут не бывает, а если и бывает, как в вашем случае, то
кто может окончательно сказать, что это — ошибка?
— Ну, это что-то совсем новое! — воскликнул К.
— А для меня совсем старое! — сказал староста. — Я не меньше, чем вы, убежден, что произошла ошибка, и Сордини из-за этого заболел от отчаяния,
234
ф. кафка
и первые контрольные инстанции, которым мы обязаны тем, что они обна-ружили источник ошибки, тоже признали, что ошибка есть. Но кто может
ручаться, что и вторая контрольная инстанция будет судить так же, а за ней
третья и все последующие?
— Все возможно, — сказал К., — в эти рассуждения мне лучше не вдаваться, да и, кстати, о контрольных отделах я слышу впервые и, конечно, понять их
еще не могу. Но, по-моему, тут надо разграничить две стороны дела: с одной
стороны, то, что происходит внутри отделов и что они могут официально толковать так или иначе, а с другой стороны, существует живой человек — я, который стоит вне всех этих служб и которому со стороны именно этих служб
угрожает решение настолько бессмысленное, что я еще никак не могу всерьез
поверить в эту угрозу. С первой стороной вопроса дело, очевидно, и обстоит
так, как вы, господин староста, сейчас изложили с поразительным и необы-чайным знанием дела, но теперь я хотел бы услышать хоть слово о себе.
— И до этого дойду, — сказал староста, — но вам ничего не понять, если
я предварительно не объясню еще кое-что. Я слишком преждевременно заговорил об отделах контроля. Вернемся к переписке с Сордини. Постепенно, как я вам уже говорил, я стал противиться ему все меньше и меньше. Но когда в руках у Сордини есть хоть малейшее преимущество перед кем-то, он уже
победил; тут еще больше повышается его внимание, энергия, присутствие
духа, и это зрелище приводит противников в трепет, а врагов этих противников — в восторг. И со мной иногда так бывало, потому я имею право говорить
об этом. Вообще-то мне еще ни разу не удавалось видеть его в глаза, он сюда
спускаться не может — слишком загружен работой; мне рассказывали, что
в его кабинете даже стен не видно — везде громоздятся огромные груды папок
с делами, и только с теми делами, которые сейчас в работе у Сордини, а так как
все время оттуда то вытаскивают папки, то их туда подкладывают, и притом
все делается в страшной спешке, эти груды все время обрушиваются, поэтому
непрерывный грохот отличает кабинет Сордини от всех других. Да, Сордини
работает по-настоящему, он и самым мелким делам уделяет столько же внимания, как и самым крупным.
— Вот вы, господин староста, все время называете мое дело мелким, —
сказал К., — а ведь оно занимало время у многих чиновников, и если даже
в той груде дел оно и было совсем мелким, так от усердия чиновников вроде
господина Сордини оно уже давно переросло в большое дело. К сожалению, это так, причем совершенно против моей воли, — честолюбие мое не в том, чтобы ради меня вырастали и рушились огромные груды папок с моим делом, а в том, чтобы мне дали спокойно заниматься своей мелкой землемерной работой за маленьким чертежным столиком.
— Нет, — сказал староста, — ваше дело не из больших. В этом отношении вам жаловаться нечего, оно одно из самых мельчайших среди других мелких дел. Объем работы вовсе не определяет степень важности дела. У вас нет
даже отдаленного представления о нашей администрации, раз вы так думаете.
замок
235