Провалившийся в прошлое

Зеркало заднего вида Митяй повернул так, чтобы не проморгать момент атаки. Те раздумывали недолго – минут через двадцать вскочили и, яростно вопя, побежали вниз сломя голову, а он, сделав с десяток снимков, положил фотокамеру на сиденье, взял помпарь и выстрелил сигнальной ракетой в центральную запальную кучу. Нефть вспыхнула моментально, и огненные дорожки побежали ко всем трём манекенам, а Митяй спокойно сел в Шишигу и, как только те загорелись, плавно поехал вперёд, отчего с земли на берегу тотчас поднялись три громадные огненные фигуры и двинулись на даргов. Высунув фотокамеру в окно, он продолжил съёмку.

Чёрные дарги замедлили бег, огонь тем временем быстро добрался до первого валка сухой травы, пропитанной нефтью, и вверх взметнулось высокое пламя, затем загорелся второй валок. А огненные чудовища всё двигались на них. И когда буквально в двадцати шагах от косматых, волосатых гопников вспыхнула третья огненная стена, опалив самых бесбашенных жаром, нервы у них не выдержали. Дарги развернулись и с воплями, полными животного ужаса, рванули наутёк от огненного духа Солёного озера, только что не побросав свои грубые копья.

Митяй остановил Шишигу, та уже вот-вот должна была въехать в озеро, забрался на крышу и посмотрел в бинокль на чёрных даргов и, хотя снимать было уже бесполезно, всё же взял общий план и заснял на видео их бегство. Те вылетели на вершину холма, расположенного на юго-востоке, дружной толпой обернулись и, увидев, что три огненных духа остановились, но всё ещё пылают от гнева, галопом рванули дальше прочь от озера.

Повелитель огненных духов же, покончив с воспитательными делами, спустился с крыши на землю, бросил в будку ещё несколько лопат соли, закрыл её и, отвязав верёвку, поехал туда, откуда приехал. Вскоре он переплыл через Кубань и остановился заночевать. Ехать дальше при свете фар с грузом соли он не хотел. Теперь он был уверен, что чёрные дарги станут обходить Шишигу десятой дорогой, но самое главное, у него не болела душа за их жен и детей. Да, засранцы, да, редкостные гады, но и они всё-таки люди, пусть и полные неандертальцы, так что имеют право жить на этой планете. А то, что даже по сравнению с далеко не ален-делонистыми красноголовыми даргсу чёрные дарги выглядели форменными Квазимодами, дело двадцатое. Главное – отбить у них охоту рыскать по степи стаями, словно волки. Потом можно будет заняться и воспитательной работой.

Спать Митяй лёг со спокойным сердцем, а наутро взял курс прямо на ещё не построенный Армавир и уже в шесть часов вечера ехал по наезженной, отчётливо видневшейся в степи колее. Шишигу он решил поберечь, а потому не гнал, хотя ему и хотелось как можно скорее обнять Таню. В гостях у Денго он соблюдал обет верности, хотя и не давал его, чем обидел не один десяток красоток.

Всю обратную дорогу молодой житель каменного века думал о том, как бы ему поскорее начать химичить. Правда, осень задалась сухая и жаркая, а потому ему также хотелось нарыть побольше ценного сырья, такого как тот же гипс, а также завезти очень чистого кварцевого песка и набрать побольше касситерита. Копая глину, олроды Денго нашли самородок меди килограммов на триста, и Митяй его мигом у них оттягал. Всё равно они не смогли бы грамотно распорядиться им. В общем, планов у него снова было громадьё, и он торопился все их воплотить в жизнь, и как можно скорее, чтобы на следующий год заманить к себе племя Шашембы, а вместе с ним ещё и племя Денго, чтобы всех переженить и создать первый народ на Земле, причём народ просвещённый и умелый, способный к гармоничному слиянию с природой, но в то же время живущий с городским комфортом в отличных домах и владеющий множеством ремёсел, не разрушающих природу. Ещё лейтенант-эколог очень много думал о ведловстве. Старая Каныпа его немного просветила на этот счёт и сказала, что не стала могущественной ведлой только по одной-единственной причине – ей так и не удалось найти свои говорящие камни. Поэтому большое ведловство давалось ей всегда очень тяжело.

Однако, несмотря на это, старая Каныпа научила Митяя самому главному приёму ведлания – проникновению в душу человека, животного, рыбы, насекомого, дерева и даже камня, что оказалось не так уж и трудно, но требовало большой концентрации. При этом пожилая ведла, войдя с ним в какой-то контакт, который он определил для себя как психоментальный, по её словам, просто передала ему весь свой талант ведлы и свою силу, но при этом ничего не утеряла сама, сказав: