Провансальский триптих

Естественно, что в Провансе люди, живя среди контрастов, постоянно перемещаясь с яркого света в тень и обратно, чувствуют и ведут себя по-особому. Здесь в игру, которую принято называть жизнью, играют под раскаленным полуденным солнцем; каждый борется со своей судьбой, как Иаков с ангелом, но открыто, на освещенной площадке. В мифах, издавна в этих краях учивших мудрости, нет мистических воспарений, герои не мечутся, раздираемые метафизическими противоречиями, боги, общаясь с людьми, не прячутся во мгле или среди туч, поскольку известно, что истинная, божественная тайна — видимое, а не скрытое. В провансальских соборах скелеты в митрах на залитых солнцем стенах нефов не водят хороводов смерти, а у святых на романских фронтонах лица — как у прохожих на улице.

В Арле все городское убранство — изысканная сценография театра белой магии, сотворяемой светом. Скамейка под развесистым платаном, мраморное ограждение фонтана, ступени в тени собора, терраса кафе под сине-белой маркизой, закоулки, ограды садов — все это реквизиты для сцены, на которой разыгрывается увлекательный спектакль повседневности, места встречи персонажей романов Жана Жионо и Марселя Паньоля, фильмов Робера Гедигяна…

Когда просеянный листвой свет, поменяв угол падения, окрашивает красным окно дома моего друга Жака Тьерио на площади Патра в Ла Рокет, это значит, что пора возвращаться, пора добавить горстку сегодняшних впечатлений к прежним. Случилось ли что-нибудь необыкновенное? Нет, утренние обещания не сбылись. Но так ли это?

День будто гранатовая бусинка в четках — кажется, мои пальцы ощущают его гладкость. Но что поделаешь, то, к чему однажды прикоснулся, принадлежит небытию: «Ave Provincia gratia plena…»[315]

Запах города

22 июня, пятница

Арль — мозаика запахов. Иногда мне кажется, что они могут привести меня, куда я захочу, даже с завязанными глазами. У каждого района, каждой улицы свой узнаваемый запах. Их нельзя перепутать: на прилегающих к Скотобойной башне улицах Ла Рокет пахнет оливковым маслом, чесноком, тунисскими или марокканскими приправами, а ближе к церкви Святого Цезария, около славящейся своей выпечкой булочной-кондитерской, царит аромат круассанов с шоколадом или сыром, бриошей, ежечасно вынимаемых из печи хрустящих багетов. Если идешь от Кавалерийских ворот к мосту Тренкетай и дальше, вглубь квартала Барриоль, попадаешь в область более сложной смеси запахов: полуистлевшей бумаги, смолы, теплого асфальта, ронского ила и сухих водорослей, когда-то вынесенных течением на берег.

Я пытаюсь угадать, какие запахи витали здесь во времена Октавиана или, позже, Адриана и Константина, как пахли окрестности порта, товарные склады (horrea) на набережной, закоулки рыбацкого квартала, казармы городской стражи. Какими косметическими маслами пахло под колоннадой форума в сумерки, когда там прогуливались арелатские дамы, жены местной знати, как в полдень пах прилегающий к форуму городской рынок (macellum). Нетрудно догадаться, какие запахи преобладали в юго-восточной части города, возле ворот Августа, в квартале бедных ремесленников, где дубили шкуры, лепили амфоры, глазуровали керамическую плитку для мозаики (подобную в будущем найдут археологи в триклинии[316] виллы на улице Веррери в Тренкетае), где на раздуваемых кожаными мехами оливковых и кедровых углях плавили золото и серебро для перстней и изысканных фибул

[317], без которых не лежали бы так красиво складки белых шерстяных плащей (sagum, lacerna, palia, paludamentum

[318]). Дальше к востоку, вокруг доходных домов (insulae), где ютилась городская беднота, пахло, вероятно, так же, как пахнет сегодня в районах, заселенных иммигрантами из Восточной Европы, Африки или стран Магриба. А в верхней части города, где обитали богатые купцы и чиновники, чьи просторные дома расположились на склоне холма близ амфитеатра? Какой запах висел в воздухе в сумерках, когда рабы готовили ужин и поливали водой из садового фонтана экзотические цветы? Ясно одно: это был запах состоятельности — тот неповторимый запах стабильной жизни, которой ничто не угрожает.

Сегодня в закоулках Старого города бродит слабый, но все еще ощутимый запах конского навоза, ржавчины, влажного камня, старых сундуков с церковным облачением. Иное дело внутренние дворы аристократических hôtels particuliers, то есть богатых мещанских домов. Там пахнет былым богатством; это особый, но явственный запах. Назвать его затрудняешься, но узнаёшь сразу Так, вероятно, пахло в конце XIX века, при Наполеоне III: воском для натирки полов, пылью на бутылках выдержанного вина в домашнем погребе, отглаженными скатертями, гаванскими сигарами (почти забытый запах). Все запахи тонкие, приятно щекочущие обоняние. Lucri bonus est odor ex re qualibet[319], — как говорил Ювеналий.