Проводник 2. На другом берегу Стикса

Спустя пару минут он опомнился, обнаружил себя лежащим ничком на полу, понял, что несмотря на весь ужас ситуации, пока жив и ничего в данный момент ему смертельно не угрожает. На кухне слышалась какая-то невнятная возня. Он осторожно поднялся на ноги, на цыпочках, стараясь не дышать, чтобы не выказать себя, пробрался к входной двери. Там тихонько, очень медленно, открыл встроенный гардеробный шкаф, подтянул свое пальто, полез в левый карман, где лежали ключи, аккуратно вытащил, стараясь ими не звенеть. Вставил ключ в замок, попытался его провернуть, руки чуть дрожали, замок не поддался, было такое впечатление, что он заклинил намертво. Михалыч вытащил ключ обратно, проверяя тот ли, засунул в скважину. Оказалось, что все верно, он опять вставил, попытался провернуть, тот же результат. Между тем на кухне все стихло. Было слышно только мирное урчание холодильника. Михалыч замер, так и остался стоять, держась за ключ в двери.

– Женя, чего ты там стоишь в прихожей? Иди сюда, сынок. – Раздался отцовский голос. Михалыч в ответ нервно дернулся, повернул голову в его сторону, не решаясь сделать шаг. Потом внезапно для себя оставил попытки освободиться, сам не понимая почему, словно в тумане, поплелся на непослушных ватных ногах на кухню.

Отец встретил его, стоя к нему спиной, его китель сзади был разрезан сверху донизу, стянут грубым швом черной нейлоновой нитью, он опирался руками о плиту. Михалыч прошел мимо него на цыпочках, подошел к холодильнику, сел на стоящий возле стола стул, ноги уже просто не держали. Чувство страха как-то притупилось, все воспринимал через пелену, мозг отказывался верить в творящийся вокруг сюр.

Мертвый полуобернулся в его сторону, лицо покойника было безжизненным, серым, он смотрел своими ужасными белёсыми глазами.

Замолчал холодильник, комната погрузилась в абсолютную тишину, на стене монотонно тикали часы. Отец опустил взгляд, отвернулся, выпрямился, потянул грязную руку в уже почти обсохшей земле к чайнику, поднял его, поставил на плиту, второй выкрутил газ, нажал на кнопку поджига, под чайником появилось пламя.

– Пап, это неправильно. – Выдавил из себя Михалыч. Отец ничего не ответил, но как показалось Михалычу, он все же тихонько что-то пробубнил себе под нос. – Что? Ты что-то хотел сказать, пап? – Переспросил он у мертвого отца. В ответ отец замер.

– Линза, где линза? – Прохрипел он, не оборачиваясь.

– Какая линза? – Спросил Михалыч, не понимая.

На плите засвистел чайник. Покойник отвлекся, взял рядом стоявшую чашку поставил ее к себе поближе, снял с огня кипящий сосуд, налил кипяток в кружку, вернул урчащий чайник обратно, одним движением закрыл газ.

Взял кружку с кипятком в руку, развернулся к Михалычу лицом, поднес ее ко рту, жадно, большими глотками стал пить из кружки, кипяток пролился на нижнюю губу обваривая ее, губа сначала побелела, потом верхняя часть кожи лоскутом сползла вниз. Покойник сделал еще пару глотков, опустил кружку, выронил ее из рук, та с громким звоном разбилась о кафель. Из его обожжённого, обваренного рта вытекала розовая слизь, капала на грудь, заливая рубашку с галстуком и орденами. Михалыч от увиденного обомлел, у него кружилась голова, дышать стало трудно, его сковал страх. Отец сделал шаг к Михалычу, приблизился, тот в ответ попытался максимально отстраниться от покойника, откинулся на стуле, головой уперся в боковую стенку холодильника, безумными глазами смотрел на мертвеца.

– Линзу, верни линзу! – Прохрипел тот, на Михалыча пахнуло зловонием.

– Какая линза? Я ничего не знаю, у меня ничего нет, нет никакой линзы! – Почти прокричал Михалыч в ответ.

Отец наклонился к нему еще ниже, приблизился почти в упор, приоткрыл рот, из его глубин показалась тонкая, как струна, черная нить. Она высунулась на сантиметров десять вперед, медленно раскачиваясь из стороны в сторону, тонко вибрируя, словно выбирала цель. Затем чуть удлинившись, внезапно молнией обвила Михалычу шею.

Ему сильно сдавило горло, перекрывая доступ кислороду. Михалыч выпучил глаза, инстинктивно схватился рукой за натянутую струну, та оказалась шершавой, в жестких чешуйках, другой рукой беспорядочно забарабанил по холодильнику, ноги свело в конвульсии, согнуло в коленях, он весь напрягся, жилы на висках вздулись, понял, что теряет сознание, свет в глазах начал меркнуть.

Но в планы покойника умерщвление Михалыча пока не входило, он чуть ослабил петлю, оставив ее прилично затянутой. Михалыч тяжело с затяжкой вздохнул, сильно закашлялся, приходя в себя.

– Не ври мне, она у тебя, я точно знаю, – прохрипел отец, из его рта сочилось что-то черное, капало на Михалыча ноги, из ноздрей покойного вышли еще две нити, одна удлинилась, пристроилась к ушному отверстию Михалыча. Но пока угрожающе покачиваясь, давая понять, что может в любую минуту проникнуть внутрь.

На глазах Михалыча от душения выступили слезы, он не знал, что ответить покойнику, лишь только ерзал, пытаясь найти положение тела, при котором душило бы меньше, наконец он выдавил из себя.

– Я не понимаю, что ты от меня хочешь, в чем я виноват?