Жена-блондинка не всегда сопровождала мужа. По приезде она сильно обгорела на солнце – сожгла плечи и грудь – и несколько дней провела в тени за чтением; проглотила несколько триллеров и одну серьезную книгу по психологии человеческих взаимоотношений.
Семья предприняла несколько вылазок вокруг острова на арендованном джипе; они навестили обезьяний питомник и полюбовались живописным водопадом. Свозили сынишку в океанариум, где его буквально заворожил гигантский кальмар. Потом мальчик храбро показывал язык рыбе-молоту.
Они были похожи на все семьи отпускников, которые наслаждаются отдыхом. Как легко создать у посторонних иллюзию того, что ты счастлив! Достаточно ходить, взявшись за руки, и все решат, что вы счастливая пара, влюблены друг в друга и у вас отличная жизнь. Лишь немногим известно, что происходит за запертыми дверями. Каждый вечер за ужином она молилась про себя: только бы Росс выпил лишнего и заснул, как только уляжется в постель, а не приставал к ней.
Оливер постучал по клавиатуре стоявшего на столе компьютера, и монитор осветился. Она увидела, что ее имя и фамилия появились вверху большой анкеты.
– Так, давай запишем основные данные. Когда ты родилась?
Веру опять затошнило. Тошнота, с которой она проснулась и которая продолжала преследовать ее в поезде, прошла, как только она увидела Оливера у вокзала. Сейчас ее тошнит по-другому – не от болезни, а от страха. Она боится человека в кожанке, который стоит внизу, на улице.
Она назвала дату своего рождения.
– Твой врач, этот доктор Риттерман, всесторонне обследовал тебя, когда ты была у него?
– Да вроде бы.
– И если не считать приступов тошноты, в остальном ты чувствуешь себя хорошо?
Вера пожала плечами:
– Я стараюсь не терять форму; каждый день гуляю с собакой, прохожу три-четыре мили. Летом много плаваю, два раза в неделю хожу в тренажерный зал, занимаюсь аэробикой – вернее, занималась до отпуска. Но Джулс Риттерман… – Она замолчала.
– Что такое? – Жестом Оливер пригласил ее сесть.
– Он никогда особенно много со мной не разговаривает; вот и сейчас он ничего мне не сказал. Не знаю, с чем связано его молчание: то ли у меня все в порядке, то ли, наоборот, все очень плохо и он скрывает от меня мое состояние.
– Зачем ему что-то скрывать от тебя?
Вера подняла глаза к потолку, к мигающей лампочке.
– Просто затем, что для него я всего лишь жена Росса, другой подвид с генетически измененной икс-хромосомой, звено в конце пищевой цепочки. – Она прикусила губу. – Извини. Не хотела быть такой напыщенной. Но меня всегда раздражает, когда со мной обращаются покровительственно.
– Любого бы раздражало на твоем месте. Такое дерьмо – обычная составляющая традиционной медицины. Потому-то врачи и выписывают рецепты на латыни, чтобы больные ничего не понимали.
Оливер придвинул ей стул и некоторое время молча разглядывал ее. Вере стало приятно. Ее ноздри улавливали тонкий запах его одеколона, она кожей чувствовала исходящую от него энергию; несмотря на весь его ум, в нем было и что-то чисто животное, крепкое, сильное, властное: лев, а может, леопард. На нем была модная черная куртка, черная водолазка, черные брюки, тяжелые ботинки. Черный цвет подчеркивал живость свинцово-серых глаз за стеклами очков, серебристые пряди в растрепанных кудрях.
А еще она видела то, что угадывала и раньше: прочный внутренний стержень человека, совершенно уверенного в том, что он делает; человека, которому удобно в своей шкуре.
В ней что-то дрогнуло: ей нужен этот мужчина, с каждой секундой, проведенной в его обществе, все больше.
Хватит! Не затем она сюда приехала. Она согласилась пройти у него обследование потому, что надеется, что он сумеет ее вылечить. Вот и все. Так она и скажет Россу, если тот спросит; и при этом нужно смотреть ему в глаза, так как ожидается грандиозный скандал, если частный сыщик доложит мужу о ее поездке.
– Оливер, можно попросить тебя кое о чем? Я хочу, чтобы ты пообещал, что будешь честным со мной. Ты откровенно расскажешь мне все, если обнаружишь у меня что-то нехорошее, – каким бы серьезным это ни было.
– Давай пока надеяться на то, что ничего настолько ужасного мы не обнаружим, хорошо?
– Вот теперь ты тоже разговариваешь со мной покровительственно!
Он рассмеялся:
– Ты права. Извини. Пойми: если мы действительно найдем у тебя что-то плохое, что бы там ни было, твоя болезнь обречена, потому что ей придется иметь дело со мной. – Он ткнул себя пальцем в грудь.
– Ладно, – криво улыбнулась Вера.
– Что бы мы у тебя ни обнаружили, мы справимся. Обещаю.
Она ему поверила.
41
Они целовались. Прижимались друг к другу щеками. Вера и Оливер Кэбот.
И ему хватает наглости называть себя доктором?
Шутка.
Снимок крупным планом, сделанный с помощью увеличителя; из-за того, что фотограф зафиксировал свое внимание на парочке, фон получился размытым.
Щека к щеке.
Его жена и доктор Оливер Кэбот.