Прыжок в легенду. О чем звенели рельсы

— Какая чудная девчоночка! — восторженно воскликнул влюбленный шляхтич. — До сорока лет не женился, не мог найти себе подходящую пару. А тут — такая красотка, такое счастье! Благодарю тебя, владыка небесный, и тебя, наисправедливейшая матка боска, приносящая людям счастье!

О, да ты еще и набожный, господин жандарм! Это тоже неплохо. Безнадежно влюбленный, набожный жених… Всем этим нужно воспользоваться. Николай Иванович не раз повторял: «У каждого человека есть свое слабое место. Иногда не одно даже. Нам, разведчикам, нужно уметь подмечать и использовать это как у друзей, так и у врагов». Как на моем месте поступил бы Кузнецов? Всегда, оказавшись в сложном положении, я старался поставить его на мое место и представить себе, что он в данном случае делал бы.

Мои мысли прервал голос гестаповца:

— Вы о чем-то задумались, пан Янек? Надеюсь, вы позволите мне так называть вас?

— Пожалуйста, пан Ясневский…

— Можете и вы называть меня просто Генек. Ведь в скором времени мы породнимся.

— Непременно! — поддержал я его.

— Сердечно благодарю, сердечно благодарю! — откликнулся жених.

Он поплелся к калитке, а когда я подошел к нему попрощаться, схватил меня за рукав, притянул к себе и, оглянувшись (не подслушивает ли кто-нибудь), прошептал:

— Знаете, что я вам скажу? Не такие уж хитрецы эти партизаны. Будь я на их месте, я показал бы, как нужно лупцевать швабов. Пся крев! Это я только вам говорю, как честному католику…

— Ну, мы еще с вами на эту тему поговорим, — сказал я.

— Непременно поговорим… Завтра же!..

— В присутствии Ванды.

Услыхав имя своей «невесты», Ясневский опять расчувствовался, и я еле-еле остановил поток его красноречия.

Наконец мы распрощались. Я вернулся в комнату. Ванда убрала со стола. Я не знал, с чего начать разговор с девушкой, но она сама не стала молчать.

— Ты что, «двоюродный братец», язык проглотил? Я вижу: ты не только хороший коммерсант, а еще и неплохой артист…

— Прости меня, Ванда, но я должен с тобой серьезно поговорить… Кстати, где Владек?

— А бес его знает! Всегда, когда приходит этот «жених», он смывается из дому. Он его органически не переносит.

— А ты?

— Что я?

Девушка замолчала.

— Ты хочешь знать, — заговорила она, помолчав, — почему я вынуждена терпеть ухаживания этого онемеченного шляхтича? Я скажу тебе. Владеку не сказала, а тебе скажу.

И она рассказала, как поехала на работу в Германию и как по дороге сбежала из эшелона и вернулась домой.

— Когда нас отправляли туда, подошел ко мне на нашем вокзале гестаповец и спрашивает по-польски: «Куда это такая красивая паненка едет?» — «Разве вы не видите?» — говорю ему. «А может, говорит, паненка хотела бы остаться?» Я ничего не ответила. А он не отстает: «Скажите «да» — и я обещаю все устроить». Как я могла ответить «да» гестаповскому офицеру — даже если он не немец, а поляк? И я сказала: «Ничего мне от вас не нужно». А два месяца тому назад, сразу после того как ты исчез, я ездила в Ровно, к Домбровскому. И вот, когда возвращалась назад и уже вышла из вагона на перрон, слышу за спиной знакомый голос: «Пани уже дома?» Обернулась: он. Пошел за мной. Шел и говорил, что понимает, как я вместо Германии попала в Здолбунов. Что достаточно об этом сообщить кому следует — и я на всю жизнь это запомню. Но что он не такой, как я могла бы подумать, и он постарается доказать мне это. Что он может устроить меня на работу, и я буду чувствовать себя в полной безопасности. Так он дошел со мной до нашего дома. Попросил разрешения войти и, хотя я ничего не ответила, зашел. На следующий день явился опять. И вот ходит. Считает себя настоящим женихом. А ты сегодня еще подлил масла в огонь.

— Прости меня, Ванда…

— Я все поняла. Не такая уж я дура, как ты думаешь, — продолжала Ванда. — Я и прежде не очень верила в твою коммерцию. Вы с Владеком о чем-то перешептывались, а я думала: ну и пускай. Только больно было, что вы от меня прячетесь. Пожалуй, приходится благодарить этого гнусного немецкого холуя за то, что ты решил пойти на откровенность со мной. А то, наверно, и дальше морочил бы меня своей коммерцией и ухаживаниями, а маму обещаниями.

— Кстати, если речь зашла насчет коммерции, — возразил я, — то можешь не сомневаться. В Ровно я целыми вагонами сбываю всяческие продукты и порой получаю приличную прибыль. А насчет обещаний?.. Мне кажется, я ничего не обещал. Разве что — зайти в другой раз.

— Это меня тоже слегка удивляло, — призналась Ванда. — Зачастил молодой человек к девице, изображает из себя влюбленного…

— И не признается в любви, — поспешил добавить я. — Скажи откровенно, как бы ты поступила, если бы я признался тебе в любви и сделал предложение?

Ванда подняла глаза, посмотрела на меня недоверчиво и уклончиво ответила:

— Не спрашивай об этом… Скажи лучше, зачем тебе понадобился этот шляхтич?

— Есть одно дельце.

— Не думаю, чтобы он смог оказаться полезным.

— Сможет.

— Любопытно, каким образом?

— Сперва придется выдать тебя за него замуж.