— Поймите, пан Богинский, — жаловался он, — не от хорошей жизни пошел я в эту проклятую жандармерию. Знаю: мне, поляку благородного происхождения, не пристало это делать. Я вижу, как на меня смотрят мои земляки. И моя сладчайшая панна Ванда очень холодно меня встречает, а еще холоднее провожает. Вот уже два месяца, как я изо дня в день прихожу сюда и все не могу услышать желанного ответа. Ведь я не так уж плохо выгляжу. Но этот мундир… О, если б не он, Ванда уже давно вышла бы за меня замуж…
Ванда хотела что-то сказать, но я ее опередил:
— Что вы, пан Ясневский! Зачем так принижать себя? Мундир штурмфюрера бангофжандармерии вам к лицу, и мне очень приятно было с вами познакомиться. Я коммерсант и привык при каждом новом знакомстве задавать себе вопрос: «А что я получу от этого?» Знакомством с вами я весьма доволен. Оно может способствовать моим прибылям. Надеюсь, вы окажете мне кое-какие услуги?
Я взглянул на Ванду и встретился с ее холодным взглядом. Я понял: мою беседу с Ясневским она воспринимает вполне серьезно.
— Ну, конечно, конечно! Я весь к вашим услугам, — обрадовался гестаповец. — Я могу даже достать вагон для перевозки муки. И сам буду сопровождать его, чтобы ничего не случилось. При теперешней ситуации очень трудно перевозить по железной дороге такие дефицитные товары, как мука, крупа или сахар. Но положитесь на меня. Для двоюродного брата моей дорогой Вандочки я готов сделать все возможное и даже невозможное.
«А вы только завезите чемодан с толом на мост и там сбросьте его!» — чуть не вырвалось у меня. Я понял: этот старый холостяк ради Ванды готов на все. Надо только слегка подогреть его. И, налив еще по рюмке водки, я предложил:
— Давайте выпьем за предстоящую свадьбу такой чудесной пары, как пан Ясневский и панна Ванда… За ваше счастливое будущее!
«Жених» так и просиял, а Ванда вспыхнула.
— Я против такого тоста! Кто дал тебе (она подчеркнула это слово) право распоряжаться мною? — сердито спросила девушка. — Кто ты такой, что…
Но в этот миг я кончиком ботинка слегка наступил ей на ногу, давая понять, чтобы она замолчала. Ванда не договорила, только обожгла меня гневным взглядом и, встретившись с моими глазами, залилась румянцем и потупилась.
Я повторил свой тост:
— За вашу будущую женитьбу на Ванде, пан Ясневский!
— О-о! — воскликнул он. — За это я готов выпить целую бочку, не только водки, но даже дегтя. — И, с благодарностью глядя на меня, продолжал: — Какой вы, пан Богинский, душевный человек! Сам бог послал вас мне. Вы первый прямо сказали, что Ванда должна выйти за меня замуж. Надеюсь, вы, как двоюродный брат, повлияете на нее и на всех тех, кто возражает против нашего брака?
— Можете положиться на меня, пан Ясневский. Все будет в порядке.
Гестаповец совсем расчувствовался:
— Поверьте мне, я такой же добрый поляк и католик, как и вы, пан Богинский, как и моя драгоценная Вандуся. Понимаете ли вы, как трудно жить теперь? Платят жалкие пфенниги, на которые ничего не купишь. Хорошо, что я отлично владею немецким языком и не только стал фольксдойче, а даже выскочил в офицеры, а то… Мой отец — чистокровный поляк, а мать — литовка. Я воспользовался этим и раздобыл подтверждение, будто бы моя муттер из знатного прусского рода. Мне сразу же предложили должность в бангофжандармерии. Нет, вы не думайте, что все это я делал от души, ради какой-то там любви к рейху. И мне не очень сладко в этом мундире. Деньги не такие уж большие, и даром их не дают. Сначала я был на такой должности, что едва уцелел. Все время разъезжал по линии и один раз попал под обстрел партизан. Получил ранение в ногу, и меня освободили от поездок. Теперь охраняю станционные объекты.
Время было позднее, а гестаповец и не думал кончать свои пьяные излияния. На сегодня достаточно, подумал я. Нужно еще откровенно поговорить с Вандой и подумать, как лучше использовать Ясневского для выполнения задания. Я подал Ванде знак глазами: мол, пора кончать.
Она поняла меня и предложила:
— Давайте выйдем на улицу. В комнате душно. Да и спать уже пора.
Гестаповец попробовал подняться, но хмель, казалось, приковал его к стулу. Мы с Вандой взяли его под руки. Почувствовав прикосновение Ванды, Ясневский так и подскочил, едва не перевернув стол.
— Пшепрашам моцно… Я сам… Я сам… Целую ручку золотой панне Ванде за услугу. — Качаясь, как маятник часов, он заковылял к выходу.
Я успел шепнуть девушке на ухо:
— Не горячись, я все после объясню.
Мы вышли во двор. Прохлада летней ночи слегка освежила пьяного Ясневского. Я предложил:
— Пусть панна Ванда идет спать, а я немножко провожу почтенного пана. Надеюсь, вы не возражаете?
— Насчет того, чтобы моя Вандзюня шла бай-бай, я — за. Мне жаль этой крошки, что ей приходится возиться с двумя мужчинами… Пшепрашам еще раз. Обещаю после свадьбы не брать в рот ни капельки. Целую ручки, панна Ванда!
Он схватил руку девушки и начал страстно прижимать к губам.
— Спокойной ночи, пан Генек! — Она выдернула руку и убежала в дом.