Психология восточной религии

Это лишь общее описание трансцендентной функции, за подробностями отсылаю читателя к литературе, приведенной в примечании. Но я считаю своим долгом обратить внимание на эти психологические наблюдения и методы, поскольку они намечают путь, ведущий к той разновидности «ума», которую описывает комментируемый текст. Это ум, создающий образы, своего рода лоно, порождающее те схемы, которые определяют особый характер апперцепции. Указанные схемы неотъемлемо присущи бессознательной психике, выступают ее составными элементами и служат единственным объяснением того, почему определенные мифологические мотивы оказываются распространенными более или менее повсеместно, – даже там, где их перенос в результате миграции практически исключается. Сновидения, фантазии и психозы вызывают к жизни образы, явно тождественные мифологическим мотивам, о которых данный человек не имеет ни малейшего представления, и даже косвенно не знаком с ними через риторические фигуры речи или символический язык Библии[20]

. Психопатология шизофрении, наряду с психологией бессознательного, наглядно показывает производство психикой архаического материала. Каково бы ни было устройство бессознательного, одно можно сказать наверняка: оно содержит бесконечное множество мотивов и схем архаического характера, в принципе тождественных основным идеям мифологии и подобных ей форм мышления.

Поскольку бессознательное служит порождающим умом, оно обладает творческим признаком и потому является тем же местом рождения форм мысли, каким наш текст признает Вселенский разум. А поскольку какую-либо определенную форму бессознательному приписать невозможно, восточное утверждение о том, что Вселенский разум не имеет формы (арупалока[21]

), но одновременно есть источник всех форм, представляется психологически оправданным. Эти формы или схемы бессознательного не принадлежат какому-то конкретному времени, они мнятся вечными; при осознании они создают своеобразное ощущение вневременности. Подобные утверждения можно найти в психологии первобытных народов. Австралийское слово aljira

[22]

, например, означает и «сновидение», и «страну духов», и «время», в которое жили и до сих пор живут предки. Это, как говорят дикари, «время, когда времени еще не было». Все это выглядит как явная конкретизация и проекция бессознательного со всеми ее характерными чертами – проявлением во сне, родовыми формами мышления и вневременностью.

Интровертная установка, которая придает первоочередное значение не внешнему миру (миру сознания), а субъективному фактору (основе сознания), неизбежно вызывает к жизни характерные проявления бессознательного, а именно архаические формы мысли, пронизанные «родовым», или «историческим» чувством, заодно с ощущением неопределенности, вневременности и единства. Особое чувство единства, типичное для всех форм «мистицизма», обусловлено, судя по всему, общей контаминацией, взаимопроникновением содержаний, степень которого возрастает с ослаблением сознательности (abais-sement du niveau mental[23]). Почти неограниченное смешение образов в сновидениях, а особенно в порождениях фантазий душевнобольных, свидетельствует о бессознательном происхождении этого чувства. В противоположность ясному различению и дифференциации форм в сознании содержания бессознательного отличаются крайней смутностью и потому легко контаминируются. Если мы попытаемся вообразить состояние, в котором нет ничего отчетливого, у нас безусловно возникнет ощущение единства как цельности. Поэтому вполне возможно предположить, что особый опыт единства проистекает из сублиминального знания о всеобщем взаимопроникновении содержаний бессознательного.