Психология восточной религии

В этом отношении текст «Бардо Тхедол» описывает процесс инициации (такое мнение разделяет и Эванс-Венц), нацеленный на восстановление божественности души, утраченной при рождении человека. Для Востока вполне обыденно начинать поучения с самого главного, то есть с изложения важнейших, наивысших принципов, которые у нас попали бы в конец (вспомним Апулея, у которого Луция чтят как Гелиоса лишь в конце мытарств[59]). Потому инициация согласно «Бардо Тхедол» протекает как

climax a maiori ad minus (подытоживание от большего к меньшему) и завершается новым рождением in utero

(в утробе). В области же западной культуры единственной доселе живой и имеющей практическое употребление формой «процесса инициации» является применяемый врачами «анализ бессознательного». Такое предпринимаемое в терапевтических целях изучение подоплеки и корней сознания есть прежде всего рациональная майевтика[60] в сократовском смысле, – осознавание некоего психического содержания, которое находится еще в зачаточном состоянии, еще сублиминально и не родилось. Первой терапией такого рода был, как известно, психоанализ Фрейда, который уделял первостепенное внимание сексуальным фантазиям. Эта область соответствует последнему разделу «Сидпа-бардо»: усопший, будучи неспособен воспринять учения «Чикхай-бардо» и «Чьенид-бардо», начинает подвергаться сексуальным фантазиям, озирает совокупляющиеся пары, затем попадает в материнское лоно и вновь рождается на свет. При этом, как и полагается, в действие вступает «Эдипов комплекс». Если карма умершего предопределяет новое рождение в качестве мужчины, то человек влюбляется в свою будущую мать, а к будущему отцу относится с омерзением и ненавистью; наоборот, будущая дочь станет воспринимать предполагаемого отца как в высшей степени привлекательного, а мать – как отвратительную. Эту специфически фрейдовскую область в ходе аналитического процесса осознания бессознательных содержаний европеец пересекает в обратном направлении. Он в известном смысле возвращается в мир инфантильно-сексуальных фантазий

usque ad uterum (в материнском лоне). Психоаналитики даже заявляли, что травма есть par excellence

само рождение; кто-то поговаривал и о стремлении продвигаться в анализе вплоть до воспоминаний о внутриматочном происхождении. Здесь, к сожалению, западная рациональность достигает своего предела. Фрейдовскому психоанализу можно пожелать, чтобы он вел свои изыскания все дальше назад, в поисках следов так называемых внутриматочных переживаний; ведь в ходе этого смелого предприятия он, пройдя через «Сидпа-бардо», доберется с изнанки до последней главы предшествующего раздела – «Чьенид-бардо». Исходя из нынешних биологических представлений, такой шаг вряд ли, пожалуй, увенчался бы успехом, поскольку тут необходима совершенно иная философская подготовка, нежели та, которой располагает естественно-научная точка зрения. Но, случись нам вправду обнаружить хотя бы следы субъекта переживания, последовательное движение вспять позволило бы выдвинуть предположение о существовании доматочной преджизни (praeute-rinen Vorlebens) – настоящей жизни в состоянии бардо. Увы, дело не пошло дальше предположений о следах внутриматочных переживаний, даже пресловутой «родовой травме» суждено, похоже, оставаться прописной истиной, которая, вообще говоря, объясняет не больше, чем утверждение, будто жизнь есть болезнь с неблагоприятным диагнозом: ведь она всегда приводит к летальному исходу.