Психотерапевт

Не тут-то было, Лиза строго посмотрела на него. Когда она так смотрела, то напоминала ему маму, причём не его собственную, у которой такого взгляда отроду не водилось, а чью-то чужую классическую книжную, которая ругает его на площадке, где он насыпал её ребёнку на голову песок из песочницы. Потом смягчилась и произнесла.

– Не ври, я видела твой календарь. И вообще прекрати искать повод! Это надо для бизнеса, просто соберись, пойди и сделай.

Ну что ж, аргументы были железными. И вообще основной фундаментальной способностью Лизы была способность к мотивации. Он её за это и ценил, и любил, и уважал, потому что она, как никто, могла вовремя и правильными словами побудить к действию, не заставить, так что пойдёшь и сделаешь без особого желания, а именно зажечь эту искру. В ней где-то там глубоко, а может и не очень, жил Тони Роббинс, и она, говоря откровенно, тратила свой талант, занимаясь скучной работой в финансовом департаменте, когда могла бы, он был уверен, собирать стадионы, где все в едином порыве предаются свальному греху обещаний красивой жизни.

Кабинет психотерапевта располагался в одном и переулков Тверской, не особо близко, но и не особо далеко от дома, поэтому Кирилл решил идти пешком и по дороге ещё раз обдумать легенду. Врать он не умел и жизнь его счастливо берегла от этой необходимости. Занятия в театральной студии, которые он отверг в седьмом классе, предпочтя карате, ему бы очень пригодились сейчас.

Приём стоил десять тысяч рублей в час с большой скидкой от знакомой Лизы. Когда он узнал цену, даже присвистнул от удивления, только и смог промолвить, что ничто не меняется – «по знакомству всегда дороже». Лиза недовольно покосилась на него, как на мужлана не способного отличить крутоны от гренок.

Кирилл знал про этого психолога явно больше, чем она про него. В этом было значительное преимущество и придавало уверенности. Всегда приятно, когда ты осведомлён гораздо лучше оппонента, особенно в бою, потому что ему всё это виделось каким-то сражением, где ему предстоит отстаивать рубежи личного. Со слов Лизы, это бывшая любовница её одноклассницы, ей около сорока, она в счастливом браке с каким-то депутатом и счастливых отношения со множеством других людей обоих полов. Она прекрасно выглядит, у неё двое детей и собака Жизель породы Мальтипу, у которой, кстати, свои странички во всех соцсетях. Кирилл их посмотрел тоже, вот Жизель в обнимку с хозяйкой, держащей стаканчик из Кофемании щурится на солнце на Патриках, вот они в бутике Cartier выбирают новые часики, вот мчат в машине без верха по Рублево-Успенскому шоссе. Она работала высокооплачиваемой пиарщицей одной из госкомпаний, потом ушла в психологию и уже десять лет лечит мозги изнывающим от депрессий, спасающимся йогой и шоппингом жёнам депутатов за немалую мзду. Короче, можно было рассчитывать на обслуживание по первому классу.

Первый запрос, с которым он шёл к психологу, был банален и прост. Это именно тот вопрос, с которым люди победнее приходят в алкомаркеты, а люди побогаче за стойку бара – «разрыв отношений». Такое вообще-то сложно разыграть, все таки тянет на целую драму, а у него с Лизой давние прочные отношения, они уже вместе семь лет, быт устойчив и постоянен, как Колизей, тишь да гладь, да божья благодать. Трагедию из этих отношений вообще невозможно вынести. Даже вначале не было никакой интриги, он никогда не боялся или не был не уверен в себе, он с самого начал знал, что эта девушка ему по зубам и кошельку. Но наверное не жил ещё человек, которому не насрали в душу, отказав во взаимности.

Ему не хотелось вспоминать, но, как сказала Лиза, а её невозможно ослушаться, что для дела надо, можно и потерпеть. Кирилл Сафронов вспомнил Кису, точнее её звали Ксюшей, но в семье называли Кисой и он так называл, как только услышал это обращение, потому что оно очень ей шло. Ксюша говорила, что это всё от увлечения её матери творчеством Куприна, потому что дочь писателя звали точно так же и домашнее прозвище было такое же, она даже потом сделала его своим сценическим псевдонимом – Kissa Kouprine. Все рядом с ней было какое-то невероятное, каждое слово и жест, окружение, слова, даже то, как она поводила плечами, когда не хотела говорить.

Это после отношений с ней, напоминающих эмоциональные качели, его сильно укачало, так, что он не мог оправиться три года, два из которых провёл с Лизой словно наркозависимый в постоянной ломке. «Да уж, накачался на жизнь вперёд», – пробубнил он под нос, вышагивая по широким тротуаром Тверской. Он это все забросил куда-то подальше в себя, и в редкие теперь моменты, когда что-то смутно мерещилось в улицах и освещении мест, где он проводил с ней время, старался поскорее сморгнуть эту пямять, чтобы только не стало опять, как тогда. Сейчас время увело, кажется, само собой на безопасное расстояние, на другой берег, откуда можно безопасно смотреть, может даже любоваться, может даже увидеть что-то такое, чего раньше было не разглядеть.