Психотерапевт

Кирилл постарался вспомнить в мелких деталях последнюю встречу с ней, чтобы как это принято в театре, успеть накидаться до представления, чтобы настроение не подвело.

Накануне они поссорились в очередной раз, ссоры были частыми и почти никогда не имели существенно повода. Она позвонила вечером и сухим голосом сказала, что ждёт его в их обычном месте на углу Солянки и Забелина. Там уже сменилось с десяток кафе, но он до сих пор выбирает обход, чтобы не видеть это место, бывшее «их местом» с самого начала. Он купил цветы, очень точно помнит, как нервничал, когда выбирал, этот недежурный букет, он все своё отношение к ней и её исключительность пытался вложить в эти сраные цветы. Лизе он всегда заказывал доставку, просто выбирал по цене, которая соответствовала случаю, почти всегда розы и хризантемы, потому что первые пахнут хорошо, а вторые стоят долго, хоть и воняют, если забыть поменять воду.

Кирилл вздохнул, в горле собирался ком, видимо от мороси, которая с октября по март собирается вблизи дорог и незаметно забирается под куртку, забивает глаза и нос.

Ксюша уже сидела у окна в уединённом месте и курила, тогда ещё можно было курить в кафе сколько вздумается, зал условно делился на курящий и нет по наличию пепельницы на столике. Кирилла заставила бросить сигареты Лиза, спасибо ей конечно, у неё всегда все правильно, не даром говорят, что мужчина женатый, за счёт заботы и пригляда, живёт на несколько лет дольше такого же, но одинокого. Насколько счастливо и куда потратить излишки лет – вот вопрос, но счастьемеры несовершенны, а цифры на кладбищенском памятнике да. Ему до сих пор снятся сигареты и он курит их во сне, спасибо снам. Наверняка, это все благодаря соседу, который иногда ночью и по утрам пыхтит в окно снизу его спальни, ему долетает запах табака и во сне он уже сам выбивает сигарету из мягкой пачки кэмела, чиркает спичкой с синей головкой по бумажному коробку и затягивается. От этого воспоминания последнего сна сильно захотелось покурить.

На цветы, которые он ей протянул, и которые так тщательно выбирал, стараясь наполнить смыслом каждый – смесь колючек, хлопка и красных гвоздик – сплошная экзотика тогда, она даже не посмотрела. Дежурно чмокнула его в щеку, а их положила на подоконник, прямо рядом с радиатором.

Была зима и батареи сильно грели, за окном падал снег. Всю дорогу к ней в голове у него звучал текст группы « Би-2» «И зовут, и делят поровну Все мои четыре стороны. Умирать зимой холодно От любви или от голода Э-о, о-о-о! Э-о, о-о-о!». Он помнил, как сердце рвалось от песни, как от холода вечно трескались руки до крови, но совсем не помнил, что было до этого, потому что ощущение какой-то трагедии было, а памяти про неё нет, просто рядовая ссора.

Киса начала говорить.

– Это наша последняя встреча.

«Шутка какая-то»,– тогда пронеслось в его голове,– «почему никто не смеётся?». Такие ссоры каждый день у всех, от этого не рушится мир, не разверзается земля, ничего такого ни с кем не случается. Это словно, прийти с жалобой на небольшую температуру, а уйти с диагнозом, что умрёшь через неделю.

Ещё не понимая, что произошло, пол на всякий случай все таки ушёл у него из под ног, он смотрел на её красивое тонкое почти белое лицо с красными губами, на опечатки помады на окурках, ёжиком торчавшие в пепельнице и не понимал ни слова. В ушах звенело, как после громкого выстрела, он ждал, когда она наконец рассмеётся открыто и просто, обнажив два ряда безупречных зубов, а он, ещё не отойдя от нахлынувшего страха, вытрет потные руки о брюки и все будет кончено.

Она и при жизни с ним была многословна, а уж после условной смерти и подавно её красноречие было, как нельзя кстати, но он, увы, не мог его оценить, потоки слов лились в него, на него, словно извергающаяся лава из вулкана. И напоминали тот самый последний день, и он тот самый – несчастный с картины Брюллова закрывающий плащом голову, чтобы уберечься.

– Житель Помпеи – вслух неожиданно для себя произнёс Кирилл, повторяя воспоминание, как раз проходя мимо Центрального Телеграфа и так громко, что проходивший мимо выпивоха остановился и поучительно подняв палец проорал:

– Вавилона!

Кир обернулся на него, а тот продолжая идти диагоналями, затянул на всю улицу:

– «И мы живём – это Вавилон, Я слышу голоса, они поют для меня, Хотя вокруг нас – Вавилон».