Психотерапия. Искусство постигать природу

Несмотря на все наши усилия, пациенты могут не принимать во внимание свой сон или же не иметь никакого понятия о том, что он означает. Если такая реакция происходит на раннем этапе терапии, мы предлагаем пациенту, чтобы он поразмышлял о выделенном нами элементе сна, о предполагаемом конфликте, о рассказанном аффекте. Короче, мы оцениваем ситуацию в меру своего понимания. Если в сновидении появился слон, мы могли бы спросить у пациента: «Что приходит вам в голову при виде этого слона?» Такой же подход можно применить при работе с аффектом или с конфликтом, или с каким-либо другим символом, который в данный момент кажется вам важным. «Наивному» пациенту важно дать первоначальные представления об анализе снов. Пациент может использовать их при сопротивлении, но на начальной стадии лечения они необходимы. Не ждите, что пациент узнает о технике интерпретации сновидений под влиянием божественного вдохновения.

В самом худшем варианте развития событий пациент будет демонстрировать свою полную неосведомленность в отношении сна. Не ощутив никакого просвета, мы заметим ему, что некоторая часть его психики довольно активна. Сон создает такие аффекты и сюжеты, о которых сознательная часть пациента, кажется, совсем ничего не знает. Возможно, говорим мы, несколько позже в процессе нашей работы мы вернемся к этому сну или его образам, когда станем лучше понимать некоторые вещи. Пациент должен иметь ясное представление, что терапевта интересуют сновидения, даже те, которые совершенно непонятны.

Поскольку я уже отметил сопротивление, возникающее в процессе интерпретации сновидений, давайте вспомним и о том, что сны могут быть использованы не только для общения, но и с целью сопротивления и затушевывания ситуации.

Молодой человек занимался аналитической психотерапией с психоаналитиком, которого посещал два раза в неделю в течение двух лет. Завершение терапии было вызвано необходимостью переезда в другой город. На предпоследнем сеансе психоаналитик заметил пациенту, что за время их двухлетней совместной работы тот ни разу не рассказал ни одного сна. Пациент счел это замечание интересным и заслуживающим внимания. На следующем, последнем сеансе он рассказал длинный сон. Его пересказ занял больше сорока девяти минут. Времени едва хватило на то, чтобы пожать друг другу руки и попрощаться. В тот момент пациент почувствовал удовольствие, что смог своим сном ответить на запрос терапевта.

Во время консультации с другим терапевтом в другом городе пациенту стало ясно, что предыдущий терапевт вызвал у него ярость своей критикой его как пациента. Пересказ содержания сна имел значение не столько для передачи бессознательного, сколько для того, чтобы «уделать» терапевта. Дело не в том, что он был плохой пациент, а в том, что терапевт был негодным, поскольку он не мог интерпретировать сны (особенно – длинные!).